Призрак с Кейтер-стрит

— Конечно, она расстроена. Я тоже. Если же вы не расстроены этим, то я могу только предположить, что ваши моральные принципы отличны от моих.

Это уже слишком! Бабушка чувствовала, как возмущение растет в ней до такой степени, что она не может дышать. Дерзость Шарлотты была выше всяких границ, она не могла этого вытерпеть.

— Разумеется, мои стандарты отличны от твоих! — гневно произнесла она. — Я не влюблялась в мужа своей сестры!

— Я абсолютно уверена, что вы никогда никого не любили, — сказала Шарлотта ледяным тоном.

— Я никогда не теряла контроль над собой, — ответила бабушка со злостью, — если это то, что ты подразумеваешь под любовью. Я не считаю эмоциональный всплеск оправданием аморального поведения. И если бы ты была правильно воспитана, ты бы тоже так не считала.

Именно такого шанса ждала Шарлотта. Ее лицо залилось неистовством триумфа.

— Вы наступили на вами же поставленную мину, бабушка. Если во всем винить воспитание, то что же произошло с папой? Как это вы не объяснили ему, что человек не должен предавать свою жену и детей, имея постоянную любовницу на протяжении двадцати пяти лет?

Бабушка почувствовала, как кровь приливает к ее лицу. Голова закружилась от ярости, страха… и от того, что ее выдержка близится к концу.

— Как ты смеешь повторять такую злобную, безответственную ложь?! Иди в свою комнату! Если бы это не было столь унизительным и пагубным для Эдварда, я бы потребовала, чтобы ты извинилась перед ним.

— Я уверена, это было бы унизительным для вас обоих. — Шарлотта цинично улыбнулась. — Вы поняли бы по выражению его лица, что он виноват, и тогда вы были бы обязаны взять свои слова обратно.

— Чепуха! — воскликнула бабушка. Она не желала, чтобы ее Эдварда критиковал этот наглый ребенок. Как посмела Сара распространить везде этот гнусный поклеп? Это непростительно. — Я могу сказать, что ваш отец мог позволить себе некоторые развлечения… джентльмены так иногда поступают… но ничего бесчестного или позорного, как вы предполагаете. Разговоры о предательстве смехотворны.

Губы Шарлотты скривились от омерзения:

— Я обожала Доминика, хотя ничего от этого не получила; я даже никогда не говорила об этом — и, тем не менее, я аморальна. Папа же содержит любовницу двадцать пять лет, покупает ей дом и поддерживает ее — и он всего лишь ведет себя, как многие другие джентльмены, и в этом нет ничего позорного… Вы ханжа! Я знаю, стандарты для мужчин и женщин разнятся, но даже вы не сможете натянуть этот стандарт на такой случай, как этот. Почему это непростительный грех для женщины — предать мужчину, а для мужчины… нечего поднимать бровки… это вполне объяснимое развлечение? Я уверена, что грех есть грех, кто бы его ни совершил. Но можно ли простить некоторые проступки, совершенные из-за невежества или из-за слабости? Разве это не оправдание для мужчины — слабость? Они всегда говорили, что это мы слабые, или они имели в виду физическую слабость? Предполагается, что мы должны быть морально сильнее?

— Не говори чепухи, Шарлотта!

Но ее ответ уже не жалил. Бабушка вспомнила лицо Кэролайн за завтраком. Если только она не сильно ошибалась, на нем были заметны следы слез, тщательно запудренные. Бабушкины глаза были еще достаточно хороши, чтобы разглядеть их сквозь слой пудры.

Кэролайн поверила этому. Возможно ли, чтобы Эдвард содержал другую женщину все эти годы? Кто же это?

Она посмотрела на лицо Шарлотты. Суровое, враждебное лицо.

Шарлотта заметила ее колебания, увидела сомнения. Презрение мелькнуло в ее взгляде.

Бабушка почувствовала, как холодок разочарования сочится тонкой струйкой в голове, заставляя ее с большой неохотой признать, что хотя бы небольшая доля правды во всей этой истории имеется. Она всегда любила Эдварда, видела в нем образ его отца, и он напоминал ей в некотором роде ее юность и все, что в ней было хорошего. Она видела в Эдварде суть того, что прекрасно и обожаемо в мужчине. Он взял от своего отца все лучшее, что было в нем, не взяв при этом худшего.

Теперь бабушка стояла перед фактом — она видела его таким, потому что смотрела на него издалека, с некоторой дистанции. Посмотри она на него поближе, как должна смотреть Кэролайн, она бы обнаружила в нем множество недостатков. Тогда бы это не было таким ударом для нее. Пострадала не только вера в сына, но также вера в себя. В эту минуту старые ценности были похоронены навсегда, и не было ничего иного, что можно поставить на их место. Она чувствовала себя старой и очень одинокой. Мир, к которому она принадлежала, умер, а его остатки в лице Эдварда предали ее.

Она невзлюбила Шарлотту за то, что та открыла ей правду.