Призрак с хорошей родословной

Но дома Катьку, оказывается, с нетерпением поджидала ее мама, чтобы немедленно запрячь в работу по оклейке самой непривлекательной стены ванной комнаты самоклеящимися виниловыми обоями, предназначенными как раз для влажных помещений. Меня она тоже привлекла, заверив, что вдвоем им с Катькой с такой монументальной работой ни за что не справиться. Так как вдвоем они будут держать, а кому-то еще нужно разглаживать обои, чтобы не было пузырей.

— А ты настоящий профи в делах ремонта, — польстила она мне.

Признаться, я слегка удивилась. Никакого профессионализма я в себе до сих пор не ощущала. Но после слов Катькиной мамы он откуда-то появился, подумать только! И я бодро воскликнула:

— Какие проблемы. Сейчас мы все быстренько поклеим!

Этот материал, вроде бы последний писк западной индустрии отделочных материалов, на самом деле хорошо забытое старое. Где-то в начале восьмидесятых все повально увлекались художественными обоями, шлепая на стены выпущенные широким тиражом среднерусские березки на фоне белых кудрявых облачков, морские виды и даже экзотические пейзажи в виде пальм, белого песчаного пляжа и нереально синего неба. Современные материалы, разумеется, далеко шагнули вперед по части декоративности.

Так что чуточку криво наклеенная Катькой, ее мамой и мной картина все равно приятно радовала глаз, напоминая декоративную панель. На ней был изображен коралловый риф с его многочисленными обитателями. Причем морские звезды были выполнены так натурально, что, коснувшись их, я почувствовала выпуклую, чуть колючую поверхность. Сверкающие стайки рыбок тоже приятно круглились на стене боками и топорщились плавниками. А сами кораллы уходили высоко под самый потолок, вырываясь за рамки картины, придавая рифу естественный вид. Отдельные морские коньки тоже были приклеены в стороне, но в целом мне это понравилось. Старенький белый и местами потрескавшийся кафель был заранее зашпаклеван и покрашен нейтральной бледно-голубой краской, а потом еще и прикрыт этакой красотой.

После работы меня еще накормили маринованными белыми грибами, вскрыв ради меня последнюю банку, оставшуюся с прошлого лета. И только после этого я смогла отправиться домой, где надеялась отдохнуть и где меня тут же принялась осаждать своими звонками Мариша.

— Пока вы там с Катькой и ее мамой дурью маялись и всякую муть на стены клеили, я кучу всяких вещей передумала, — чрезвычайно гордым тоном сообщила мне Мариша.

— И вовсе не муть, — обиделась я. — Ты не говори, раз не видела! Очень красиво получилось!

— Ладно, ладно, не кипятись! — отмахнулась от моего возмущения Мариша, на которую хозяйственный стих накатывал крайне редко, примерно раз в три года, а от одной волны до другой Мариша преспокойно наблюдала, как копится грязь по всей квартире, чтобы потом дождаться прилива и покончить с ней одним махом. — Ты, главное, слушай. Мне кажется, что Света — Любкина подруга — что-то от нас скрывает. Тебе не показалось странным, как она себя вела, когда узнала, что Любку убили?

— Вроде бы даже вздохнула с облегчением. Действительно странная для ближайшей подруги реакция, — вспомнила я.

— Вот именно! — воскликнула Мариша. — Неплохо я придумала, да? Точно помню, эта Света почти обрадовалась, что Любка убита. Что бы это могло значить?

Я не знала, но предположила, что между двумя подругами пробежала кошка.

— А из-за чего могут всерьез поцапаться две прежде хорошо дружившие бабы? Только из-за мужика! — воскликнула Мариша. — И нам с тобой остается только выяснить, кто был этот мужик. И что там на самом деле произошло. А потом мы решим, замешана Света в убийстве Любки или это нам с тобой только померещилось.

— И как ты предлагаешь это сделать? — осведомилась я. — Вряд ли Света, если она действительно замешана в убийстве, захочет с нами откровенничать.

— Мы с тобой едем сейчас к Светкиному мужу, — сказала Мариша. — Как ты помнишь, он в городе, а их городской адрес у нас есть.

— И что?

— И будем пытать его, пока не расколется.

— А если не расколется? — усомнилась я.

— Все равно попытаться стоит. Что-нибудь да выболтает.

— Слушай, я только что вошла в дом, у меня руки и ноги не слушаются, — попыталась я воззвать к ее жалости. — Мне бы хоть душ прохладный принять.

Но Мариша надулась.

— Вот ты как! Ради Катьки так даже обои клеить готова. А со мной смотаться к Светкиному мужу не можешь. И ведь заметь, я сама за тобой заеду, отвезу и обратно доставлю. И принимай потом душ хоть до посинения.

— Ладно, — сдалась я, по опыту зная, что Мариша все равно не отстанет. — Приезжай.

— Вот и чудненько! — обрадовалась Мариша и отключилась.