Призрак с улицы Советской

Здесь меня ждал сюрприз. В большой посудине, похоже фарфоровой, под закрытой крышкой я увидел жидкость цвета слабо заваренного чая, на дне посудины лежало нечто, похожее на тряпку. Я поискал глазами что-нибудь вроде ложки, ничего не нашел, но, открыв ящик стола, обнаружил нечто вроде щипцов в пластиковом футляре. Щипцами этими я прихватил за кончик «тряпку» и извлек ее. Это оказалась маска. Положив ее обратно и закрыв посудину, я вышел из комнаты, добрался до кровати, лег и почувствовал страшную усталость. Дело было не в раненом плече. Меня охватило то мрачное, безысходное состояние, которое уже пару раз «находило» на меня в конце операции. «Зачем мне все это нужно? Ради чего я корячусь, изображаю из себя какую-то сволочь, бабника, алкаша, юриста, готового спасти проворовавшегося жулика, зачем подставляю себя под выстрелы? Ведь не из-за тех грошей, которые мне платят в утро. Хоть бы раз догадался зажать что-нибудь из «премий», которые мне выдавали «благодарные» клиенты. По закону, легально я мог воспользоваться только официально положенным мне окладом в той организации, где временно служил. Раньше мне бы сказали — ты охраняешь интересы народа, стоишь на страже порядка.

Ну отчасти, может, и так, но ведь я бы мог и охраняя прилично получать от тех, кого собираюсь засадить за решетку. Нет, не то… Мысли у меня путались, было жарко, но я упорно продирался сквозь болезненный туман.

Моя жена Ася однажды во время моего такого вот приступа депрессии сказала просто и ясно: «Ты, Славик, авантюрист. Но честный». «Этого мало, — помнится, ответил ей я. — Можно быть авантюристом и не работать в розыске…» Мы долго спорили, дошли даже до того, что я «прирожденный охотник». «А поскольку охота на человека, — продолжала моя мудрая жена, — самая сладкая из охот, то ты, естественно, предпочитаешь именно этот вид охоты. К тому же ты отягощен совестью, — то ли польстила, то ли осудила Ася, — поэтому ты не можешь стать наемным убийцей или рэкетиром. Вот и охотишься официально, с благословения властей…»

Может, так оно и есть, но сейчас в этой избе мне ничуть было не легче от того, что я, совестливый охотник, должен буду отдать в руки властей нескольких в общем-то неплохих и, очевидно, очень несчастных людей.

«Вот тут бы, пожалуй, помог стакан водки», — подумал я, но сил вставать и снова обшаривать избу у меня не было и, немного еще помаявшись, я снова заснул.

Проснулся от голосов. В избе стояли лейтенант милиции и какой-то мужик.

Я окончательно пришел в себя, увидев их, и спросил:

— Здорово, мужики! Случилось что-нибудь?

— Во дает! — как бы восхищенно сказал мужик. — Его уж в мертвяки зачислили, а он шуткует.

— Ошибочка вышла, — как можно беззаботнее сказал я. И продолжал, чувствуя, что меня несет: — У нас на даче, мужики, под Питером случай такой был. Сосед вышел пьяный во двор, видит, на заборе заяц сидит, он бац в него из ружья. Заяц — кувырк с забора. А соседка выбежала, кричит, да что же ты изверг, делаешь! Это ж мой котик Маркиз! Вот, мужики, какие ошибочки бывают. Так что до мертвяка мне далеко, — закончил я, увидев, что в избу вошла Светлана.

Гости мои помолчали, потом повернулись к Светлане:

— Что это с ним такое?

— Это бывает, — спокойно ответила Светлана. — Больной после тяжелой травмы, убедившись в спасении, впадает иногда в особое состояние, которое врачи называют приступом эйфории.

— А-а! — глубокомысленно изрек лейтенант. — Тогда понятно. — А как он, двигаться может?

— Я думаю, может. Он уже здесь «подвигался», все углы обшарил… — сказала Светлана.

— Ну это понятно, — загоготал мужик. — После лежки подкрепиться решил, чтобы, значит, температуру маленько поднять до сорокаградусной.

Я сел на кровати. Одежда моя — чистая, сухая — лежала на лавке. Мужики помогли мне одеться и, поддерживая под руки, вывели на крыльцо. Здесь от лесного воздуха у меня закружилась голова, я присел на ступеньку и, пока спасатели мои возились с чем-то вроде носилок из ветвей, спросил у Светы:

— Меня кто сюда приволок? И когда?

— Коля, — спокойно ответила она. — Пять дней тому назад.

— Какой Коля? Проводником-то ведь был у меня Сергей.

— Сергей, — подтвердила Светлана. — Он же Коля, он же Николай Иванович Кузьмин.

Меня погрузили на носилки, и мужики довольно бодро зашагали по гатям к кордону. Иногда, щадя их, я даже шел сам, но быстро выдыхался.