Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи

Ответить ему охранник не успел. Прогремел выстрел, и Капуста грохнулся навзничь. Хруст выхватил пистолет, и тут прозвучал второй выстрел. Он задрал голову и сделал шаг вперед. Мака выстрелила еще раз, и Хруст упал. Убедившись, что оба не дышат, она обыскала трупы. У Капусты в кармане оказался «Макаров». Мака положила его к себе в сумку. У Хруста забрала ключи от машины, затем вынула пистолет из его руки, вложила свой, а его пистолет также спрятала к себе. Через пять минут она уже стояла на шоссе. Две легковушки проводила равнодушным взглядом. Заметив грузовик, шагнула вперед и подняла руку. «КАМАЗ» с прицепом тянул бревна. Водитель с визгом затормозил махину.

– На тот свет захотела, краля?! – Мужик лет сорока вид имел сердитый. Мака отметила, что он явно хотел высказаться крепче и сдержался с трудом.

– Шеф, не кипятись. У меня к тебе дело. – И она улыбнулась.

– Чего тебе?

– Я тут решила покататься, – и она указала на «мерседес», – но прав у меня нет, и ездить еще не научилась. Хотела развернуться, чуть в лужу не угодила. Садись за руль «мерса» и отвези меня домой.

– А свою куда? Я же с грузом.

– Кому нужны твои бревна? Плачу пятьсот.

Услышав сумму, мужик задумался:

– Куда ехать?

– За микрорайон, где подстанция. Там есть кооператив.

– Бандитский, что ли?

– А тебе не все равно…

– Ладно, погоди. – Он поставил свой грузовик на обочину, старательно запер обе двери и вернулся. Мака протянула ключи. Мужик осторожно уселся за руль иномарки:

– На таких мне еще рулить не доводилось…

– Теперь довелось. Надеюсь, справишься?

– А чего тут справляться. С моим потруднее. – Он потрогал ручку передачи, нашел замок зажигания, повернул ключ и восхитился: – Ишь ты! Почти движок и не слышно. Дорогая, наверное?

– Не знаю. Друг покупал.

Они въехали в город. На площади Ленина Мака попросила остановиться. Водитель притормозил:

– Чего тебе?

– Я на минутку. Надо со знакомым парой слов переброситься. – Мака быстро вылезла из машины и скрылась за дверями городского отдела МВД. Курдюк уже надевал плащ. Рабочий день закончился, и если бы не отчет следователя Белянчикова, он бы давно был дома. Захар Гаврилович вел дело о гибели мэра, и Курдюк не хотел пускать это дело на самотек.

– Ты? – Удивился полковник, увидев в дверях Маку.

Девушка вошла и закрыла за собой дверь:

– Слушай, Ванька, на пятом километре, как пилить в область, есть проселок. Там два трупа. Это мои парни. Оформи, как разборку бандюков и спрячь концы. Понял?

– Зачем тебе это?

– Ванька, не задавай лишних вопросов. Так надо. Без них все будет чисто.

Курдюк тяжело вздохнул и записал координаты:

– А как я об этом узнал?

– Проселок ведет на свалку. Завтра кто-нибудь на трупы наткнется. Тогда и среагируешь…

Полковник внимательно осмотрел испачканные глиной сапоги девушки и усмехнулся:

– Бедовая ты девка. А сюда приперлась зря.

– Больше не буду. Не хотела по телефону. – И она, не прощаясь, вышла из кабинета.

Водитель мрачно курил, стряхивая пепел в приоткрытое окно.

– Повидалась с дружком?

Мака уселась на переднее сидение:

– Не вышло. Он уже кончил работу.

– Всегда знал, менты с бандитами одна компания, – проворчал мужик, трогая с места.

– Вот поэтому о том, что катался в «мерседесе», никому не трепись, – посоветовала пассажирка и выложила на приборную панель пять сторублевых бумажек.

Гроб с телом Постникова установили в актовом зале городской мэрии. Тихон лежал на сцене, с которой несколько дней назад присягал делу свободы и демократии. В десять утра зал открыли для горожан. Траурное дежурство несли руководители отделов самой мэрии, банкир Волоскин, директор молокозавода Паперный, директор цементного завода Телкин, другие начальники и вдова. Каждый стоял у гроба ровно час, Татьяна несла свой вдовий пост бессменно. И так же бессменно возвышались за ее спиной Скворцов, Нелидов и Хорьков. Голенев появлялся и исчезал. Он продолжал решать возникающие по ходу траурной церемонии вопросы, и находиться постоянно рядом с покойным другом не имел возможности. В начале одиннадцатого Руфина Абрамовна привела своих учеников и учителей. Не было только Лены Ситенковой. Она по просьбе Межрицкой осталась в детдоме с малышами. Ребята по очереди подходили к гробу, клали гвоздику, потом прикасались к плечу покойного, и отходили к вдове. Татьяна пожимала каждому мальчику и девочке руку и благодарила. У многих на глазах блестели слезы. Женщина держалась из последних сил, и плакать себе не позволяла. Она вдова мэра, а это обязывает прятать эмоции от людских глаз.