Призрак шимпанзе

— Эд, я вовсе не хотел вытягивать из тебя что-либо, когда пригласил тебя. Я обдумал это дело и решил, что без верной зацепки мы не тронемся с места. Пока я не узнаю, кто был этот карлик, я не смогу задать тебе ни одного вопроса. А ты не сможешь дать мне ответ. Может быть, позднее я захочу узнать от тебя кое-какие подробности. А сейчас я попрошу тебя совсем о другом: открой глаза и уши. Отмечай все, что покажется тебе необычным, все, что хотя бы отдаленно может иметь отношение к убийству. И держи меня в курсе. Согласен?

— Думаю, да.

— Мне хотелось бы, чтобы ты проявил побольше энтузиазма. Ведь ты же не одобряешь убийств? Или убийство тебе нравится?

— Кому может нравиться убийство?

— Убийцам, черт возьми! Вернее, не совсем так. Скажем, оно им нравится больше, чем другие неприятные ситуации, с которыми им приходится сталкиваться. Возьмем, к примеру, наемного убийцу, который берется убрать указанную жертву за пятьсот долларов. Если у него все в порядке с мозгами, то ему не доставит особого удовольствия нажать на курок. Но перспектива лишиться пятисот долларов понравилась бы ему еще меньше. Без этих денег ему, чего доброго, пришлось бы работать.

Он вылил в стакан остатки пива из бутылки и выпил его залпом.

— Преступление психопата может иметь другие мотивы, но в данном случае речь нe идет о преступлении психопата, Эд.

— Откуда вы это знаете?

— Я не знаю откуда. Но я в этом уверен. Слишком уж изощренно для психа. Для них это не характерно.

Я с сомнением покачал головой: довод не выглядел очень логичным. Но почему-то мне казалось, что Вейс все-таки прав.

— Вы хотите, чтобы я шпионил в стане врага? Мне это не очень нравится.

— Ты прав, если представляешь себе дело в этом свете, — сказал он. — Если ты считаешь, что ярмарка — это стан врага. Если ты допускаешь, что она вредит закону и порядку до такой степени, что позволяет хладнокровно совершать убийства. Если ты чувствуешь, что стоишь на стороне убийцы только потому, что он циркач. Ты видишь вещи в таком свете, Эд?

Я ухмыльнулся:

— Вы выворачиваете меня, как перчатку.

— Что-то вроде этого, — ответил он. — Хорошенько подумай и дай мне ответ. Я не буду больше к тебе приставать. Однако действуй осторожно.

— Осторожно?

— Я хочу сказать, не задавай лишних вопросов. Это может оказаться опасным, я не шучу. Типы, совершившие преступление, не любят, когда им задают вопросы. Скажи-ка, кто-нибудь, кроме твоего дяди, знает, что ты пошел сегодня сюда?

— Нет, — ответил я. — Хорошо, я это обмозгую, капитан. И обязательно сделаю вид, что ничего не вижу и не слышу. — Я допил остатки пива и поднялся. — Думаю, сейчас мне лучше уйти. Хочу вернуться вовремя и помочь дяде Эму.

Вейс не стал меня задерживать. Он немного торжественно пожал мне руку, когда я прощался. Миссис Вейс вышла в комнату из кухни. Она вытерла руки о передники тоже пожала мне руку, Сам не знаю почему, я почувствовал, что оказался в глупом положении. Потом она сказала:

— Не позволяйте ему вас уболтать, а то окажетесь замешанным в эту историю, Эд.

— Ну, меня не так-то легко провести, — сказал я. Возвращаясь назад на ярмарку, я решил, что не буду лезть в это дело. То есть не буду высовываться. Заниматься своими делами — ещё не значит принимать сторону убийцы.

В воздухе стоял легкий туман; огни ярмарочной площади слегка мерцали, образуя световой круг радиусом в два километра. Все вокруг в этот тихий вечер казалось нереальным.

Я остановился у центрального входа и впервые рассмотрел его как бы со стороны. Он казался широким, сверкающим и веселым, как врата рая, а всего в десятке шагов от него проходила улица. Я увидел центральную аллею и стоящие вдоль нее балаганы, услышал взвизги, несущиеся со стороны американских горок, грохот барабана зазывалы, старающегося привлечь внимание зевак. Все эти звуки сливались в единый голос — голос ярмарочной толпы. Мне казалось, что я впервые вижу ярмарочную площадь, впервые слышу этот гул. Вокруг меня спешили люди, к центральному входу устремлялась настоящая толпа — более многочисленная, чем в субботние или воскресные вечера, несмотря на туман и угрозу дождя. И эта толпа была прекрасна, у нее был щедро раскрытый карман. Между прекрасной толпой и просто большой толпой существует огромная разница. Но в этот вечер толпа была и прекрасной, и большой одновременно.

Я было направился к центральному входу, но потом передумал и решил пробраться к нашей палатке с задней стороны. Мне нужно было избавиться от тромбона. Я не хотел идти с ним по центральной аллее — тоща любой встречный мог спросить меня, где я на нем играл. Я подлез под боковую стенку нашего балагана, рискуя получить удар бейсбольным мячом прямой глаз. Но все обошлось. Дядя Эм и Мардж Хогланд занимались делом. Дядя Эм обратился ко мне:

— Разве спектакль уже кончился, Эд?

Я сообразил, что он дает мне понять, как он объяснил Мардж причину моего отсутствия. Я принял игру.

— Я не стал ждать конца. Пьеса так себе.

Дядя Эм тихонько подтолкнул меня в угол балагана, где Мардж не могла нас услышать.