Призрак тебя и меня (ЛП)

Счет заканчивается на пяти, вынуждая Спенсера отпустить меня. Правда, он делает это так медленно, словно хочет останавливаться не больше меня. Но если наш поцелуй продлится дольше необходимого, нас безжалостно задразнят.

Когда он отстраняется, наши глаза встречаются, и мое лицо расцветает в широкой улыбке. Ну и пусть я сейчас выгляжу, как глупая дурочка. Я счастлива, и мне все равно. Когда я перевожу взгляд на Уэса, то успеваю заметить у него на лице хмурое выражение, которое он немедленно прячет. Мое подсознание подсказывает, что он огорчен, но я — видимо, из-за переизбытка чувств — не вникаю в причину. Настолько мне хорошо. О лучшем первом поцелуе нельзя было и мечтать.

Позже, пока моя мама везет нас с вечеринки домой, Спенсер всю дорогу держит меня за руку. Проводив его до забора, разделяющего наши дома, я останавливаюсь под тем большим дубом с домиком на ветвях, для которого мы стали слишком большими, и мои руки тянутся к Спенсеру, чтобы обнять его.

— Спасибо, — шепчу я. — Я так сильно боялась, что мой первый поцелуй будет ужасен, но он был идеальным.

Спенсер откашливается и бормочет:

— У меня он тоже был первым. И он был более, чем идеальным.

Я отстраняюсь и смотрю на него с широко распахнутыми глазами. Его щеки и кончики ушей стали малиновыми.

— Я рад, что это была ты, — говорит он.

— Я тоже рада, что это был ты.

Глава 1

Я сижу, прислонившись к стволу дуба с ярко-красными листьями у себя во дворе, и компанию мне составляет только мой старый дневник. Лето почти закончилось. В Саут-Ориндже, штат Нью-Джерси, это означает по-прежнему сильную, но уже переносимую влажность и духоту. Отложив дневник, я закрываю глаза и поднимаю лицо к небу. Делаю глубокий вдох, наслаждаясь ветерком, щекочущим кожу, и слушая громкое жужжание цикад, которые поют свою песню в листве над моей головой. Блаженный покой.

Сместившись, я чувствую неровную поверхность дерева у себя за спиной. Обвожу пальцами глубокие отметины на стволе и улыбаюсь, вспоминая как Спенсер вырезал на коре наши инициалы.

Мы только перешли в девятый класс, и это была наша первая годовщина в качестве пары. Нам было всего по четырнадцать, но мы были вместе уже целый год. Используя тупой перочинный нож, Спенсер чуть не откромсал себе палец (потом ему даже пришлось накладывать швы), однако он сказал родителям, что поранился, только после того, как довел начатое до конца. Ему хотелось иметь доказательство нашей вечной любви, когда мы станем старыми и седыми. А еще попасть в книгу рекордов Гиннеса за самые долгие отношения в истории мира.

Смеясь над воспоминанием, я вздрагиваю, когда у моего лица появляется белая ромашка.

— Чего это ты тут сидишь в одиночестве? — спрашивает Спенсер и, усмехнувшись, усаживается рядом со мной.

Перед тем, как ответить, я вдыхаю аромат цветка, который он мне принес.

— Просто вспоминаю хорошие времена. А ты что здесь делаешь?

— Пришел проведать свою девушку, разумеется. — Спенсер одаривает меня еще одной улыбкой, от которой мое сердце сразу же тает. Прошло столько лет, но мне по-прежнему не надоедает эта его мальчишеская улыбка, сияющая любовью ко мне. — А еще я принес на нашу годовщину ее любимый цветок. Три года. Это дольше, чем многие браки.

— Но не рекорд Гиннеса, — дразню его я.

Я рассматриваю цветок в своих руках. Мне всегда нравились ромашки. С их белыми лепестками и ярко-желтой серединкой они выглядят изумительно. Я выдергиваю лепестки один за одним и, улыбаясь, говорю:

— Любит.

Спенсер усмехается. Это одна из наших любимейших игр.

Я срываю следующий лепесток.

— Не любит.

Спенсер позволяет мне повторить это несколько раз, потом тянется к цветку сам.

— Любит. — Он отщипывает еще лепесток. — Любит. — И еще один, и еще, и еще. — Любит. Любит. Любит.

Спенсер забирает у меня цветок и, хотя мы оборвали не все лепестки, отбрасывает его в сторону.

— Я люблю тебя, — говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня.

Я обнимаю его и растворяюсь в нашей любви. Спенсер кладет меня на траву и головокружительно долго целует, потом, довольный, перекатывается на спину и закрывает глаза, вместе со мной наслаждаясь этим прекрасным моментом. Наши руки находят друг друга, и пальцы переплетаются воедино.

— Я скучаю по тебе, — шепчу я.

Он поворачивает голову и улыбается мне.

— Я же здесь.

Я тоже ему улыбаюсь.

— Да, здесь.

Несколько секунд мы наслаждаемся тишиной и покоем, а потом он заговаривает:

— Знаешь… — Я смотрю на него, и, хотя лицо его серьезно, в глазах блестит озорство. — Говорят, поцелуй рыжиков приносит удачу.

Расхохотавшись, я качаю головой. Мои длинные светлые волосы рассыпаются по траве, и я чувствую на них листья, но мне все равно.

— Не такой уж ты и рыжий. Твои волосы так потускнели, что теперь они скорее светло-каштановые с рыжим оттенком.

— Нет, рыжий, — настаивает он. — Ты не можешь отрицать силу веснушек. Я рыжий.

Ладно, он рыжий. Но я никогда не признаюсь ему в этом, ведь он ненавидит свои рыжие волосы.

— Нет, не рыжий.

Он закатывает глаза.

— И все-таки я везунчик.

— Почему ты так решил?