Призрак улицы Руаяль

— Нападения англичан на наши колонии участились, и брат вместе с семьей решил вернуться во Францию. В то время его дочь Элоди только что родилась. Он купил проезд на судне из эскадры адмирала Дюбуа де Ла Мота, но, пробираясь на корабль, во время стычки с англичанами потерял дочь. А дальше — еще хуже. Во время плавания началась эпидемия тифа. Болезнь косила едва ли не каждого десятого, десять тысяч моряков умерли, не дотянув до Бреста[21]. Мои брат и невестка также стали жертвами этой катастрофы. Однако, как оказалось, племяннице удалось спастись, и полтора года назад слуга-индеец доставил ее ко мне в дом; при ней была выписка из церковно-приходской книги, удостоверявшая ее рождение и крещение. В течение семнадцати лет ее воспитывали монахини. С тех пор она живет у меня на правах дочери: в моем доме она обрела и стол, и кров.

— А этот туземец? Как его зовут?

— Наганда, из племени микмаков[22]. Он очень скрытный. Я не знаю, как можно иметь с ним дело. Представьте себе, он вбил себе в голову, что должен спать на пороге комнаты моей подопечной! Как будто бы ей грозит опасность в моем доме! Пришлось отвести ему для жительства чердак.

— Где он, без сомнения, и пребывает?

— И пусть радуется; будь моя воля, я бы держал его в погребе.

— Но там у вас хранятся шкуры, — сухо заметил Николя.

— Вижу, вы неплохо осведомлены о тонкостях моего ремесла.

— Сейчас я попрошу вас пройти в соседнее помещение. Мне надо поговорить с вашим сыном.

— Но почему я не могу остаться? Он очень чувствительный мальчик, а я вижу, что смерть кузины его крайне разволновала.

— Не беспокойтесь, я его не задержу.

Бурдо проводил свидетеля в комнату по соседству с кабинетом начальника полиции и вернулся вместе с сыном Галена. По бледному лицу молодого человека градом катился пот, вызвавший удивление Николя. Комиссар знал, чрезмерное потоотделение часто свидетельствовало о неуравновешенности нрава: пот мог выделяться как от усталости, так и от страха. Когда Николя сообщил молодому Галену, что кузина его убита, он еще больше побледнел и несколько минут не мог выговорить ни слова.

— Вы — Жан Гален, сын Шарля Галена, старшины гильдии меховщиков, проживающего на улице Сент-Оноре, не так ли? — наконец, задал ему вопрос Николя. — Сколько вам лет?

— В день святого Михаила мне сравняется двадцать пять.

— Вы работаете вместе с отцом?

— Да. Я изучаю ремесло, чтобы впоследствии занять его место.

— Чем вы занимались вчера вечером?

— Я ходил гулять на бульвары, хотел посмотреть ярмарку.

— В котором часу?

— С шести часов и до позднего вечера.

— Вам не хотелось пойти посмотреть фейерверк?

— Я не люблю толпу.

— Но на бульварах тоже хватало народу. Как вы полагаете, кто-нибудь может подтвердить ваши слова? Вы никого не встретили в тот вечер?

— Около полуночи я вместе с приятелями выпил несколько кружек пива возле заставы Сен-Мартен.

— Имена приятелей?

— Случайные люди. Я не помню, как их зовут; я много выпил.

Вытащив из кармана огромный носовой платок ослепительной белизны, он вытер им лицо.

— В самом деле? Может, у вас имелись особые причины напиться?

— Эти причины касаются только меня.

Николя подумал, что, несмотря на вполне беззлобный вид, молодой человек не слишком общителен.

— Вы сознаете, что речь идет об убийстве, а потому любая, даже самая маленькая деталь может иметь решающее значение? Пока я вижу, что у вас нет алиби.

— Что вы подразумеваете под алиби?

Его интерес к деталям и стремление избежать разговора о печальном событии удивили Николя.

— Алиби, сударь, это доказательство того, что в то время, когда произошло убийство, некто присутствовал в ином месте, нежели место совершения преступления.

— Из чего я делаю вывод, что вы знаете, где и когда убили мою кузину.

Решительно, молодой человек выказывал неопровержимую логику и абсолютное хладнокровие. Являя быстроту соображения и завидную проницательность, он оказался гораздо более изворотливым, чем могло показаться на первый взгляд.

— Ответы на эти вопросы вы скоро узнаете; сейчас меня интересует другое. Вернемся к вашему времяпрепровождению. Когда вы вернулись домой?

— К трем часам ночи.

— Вы в этом уверены?

— Мачеха подтвердит вам; она приехала в фиакре и поссорилась с кучером. Он считал, что в три часа ночи надо платить двойной тариф. Затем…

Он закусил губу.

— Впрочем, это вас не должно интересовать.

— Полиции интересно все, сударь. Это имеет отношение к позднему возвращению вашей мачехи? Молчите? Как вам угодно, но, поверьте, в конце концов, мы все узнаем.

Допрос можно было бы продолжить, однако комиссару не терпелось побольше узнать об остальных членах семейства меховщика. А молодой человек мог и подождать.