Призрак в кривом зеркале

Илюшин ни словом не обмолвился о виденном в комнате Татьяны Любашиной, хотя не сомневался, что Ксения поверит ему. Он представил, как говорит Бабкину «я докопался до правды, потому что видел призрак умершей женщины», и понял, что никогда никому не скажет этих слов.

– Кстати, мой друг сообщил мне любопытную вещь, – добавил Макар. – По иронии судьбы Татьяна Любашина, переехав в угловую комнату, вернулась жить в дом, который когда-то принадлежал ее предкам. Никакого родового гнезда Шестаковых не было – Эльвира Леоновна создала легенду и старательно ее поддерживала. Если у кого-то и были моральные права на дом, так только у Любашиной.

– Может, Шестакова и сама поверила в свою выдумку.

– Может быть. Ее слова о родовом гнезде звучали убедительно. Да и внешность у Эльвиры Леоновны соответствующая – вполне аристократическая. Обмануться было несложно.

Илюшин вспомнил заложенное основание белой крепости, которая должна была уравнять Тихогорск с другими старинными городами, показать, что и этому городу есть чем похвастаться. Площадь отсюда не просматривалась, но он представил, как год за годом разрушается недостроенная стена, оползает, истаптывается ботинками детей, бегающих по кирпичам, и действительно становится легендой города – пусть и не в том смысле, который хотели вложить в нее создатели.

– Когда ты уезжаешь? – Ксеня легко поднялась, подошла к краю веранды, облокотилась на перила.

– Сегодня.

– Уже?!

Она круто обернулась, волосы взлетели вверх. Карие глаза уставились на Илюшина непонимающе.

– Почему так скоро?

Илюшин помолчал, подбирая слова. Самым честным было бы сказать ей, что он не видит смысла больше здесь оставаться – дело, для которого он приехал, было закончено, а ей больше ничто не угрожало, – но он понимал, что, выраженная вслух, эта мысль приобретет слишком грубую форму. Пошло врать о делах в Москве Макар не собирался.

– Почему бы тебе не остаться еще на неделю, как и планировалось? – спросила она, не дождавшись ответа. Солнце, опускавшееся за холм, превращало ее русые волосы в светящиеся паутинки. Ксеня подошла к Макару, присела на корточки, огорченно взглянула на него снизу вверх огромными глазищами, и он с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее – такую солнечную, легкую, тянущуюся к нему. «Не нужно никого обманывать и давать лишних надежд», – зло сказал себе Илюшин.

– Послушай, – сказал он, стараясь обойтись с ней бережно, насколько это было возможно в данной ситуации, – для нас обоих будет лучше, если я уеду, и мы с тобой это понимаем.

– Мне не будет лучше. Я тебя люблю и не хочу, чтобы ты сейчас уезжал.

– Что?

Не ожидавший подобных признаний, Макар опешил.

– Я тебя люблю, – повторила она, улыбнувшись, и пожала плечами. – Что здесь такого?

Ощущая себя водевильным мерзавцем, соблазнившим провинциальную девушку, Илюшин выругал себя за то, что вообще с ней связался и теперь ему предстоит сцена объяснения на балконе – в его случае на веранде.

– Ксеня, – начал он, чувствуя, как сводит скулы от нестерпимой банальности, которую он собирался изречь, – ты замечательная…

Ксеня вскочила, расхохоталась, и он вынужден был замолчать.

– У-у-у! Чем же вас приложило-то так, Макар Андреевич? – сочувственно спросила она. – Неудачная семейная жизнь и травмирующий развод? Но по вам не скажешь, что развод способен выбить вас из седла на долгое время. Бросившая вас ради другого принца прекрасная девушка тоже отпадает – на дурака вы не похожи, скорее на слишком умного. Чем же вас так перекорежило, а?

– Ксения Ильинична, поймите… – начал Макар, пытаясь попасть в тон ее насмешливо-сочувственной интонации и с изумлением убеждаясь, что у него ничего не получается.

Но Ксения Ильинична его перебила:

– А я все понимаю. Я даже заранее могу сказать, что вы хотите мне сообщить.

Она взъерошила волосы, точно скопировав илюшинский жест, и произнесла сдержанным голосом, пародируя его манеру:

– «Дорогая Ксеня, ты замечательная, просто удивительная! Но, увы, нам не суждено быть вместе! Прости и пойми».

– Что-то в этом роде, да… – пробормотал Илюшин, чувствуя себя дураком.

– Скажите, Макар Андреевич, – она наклонила голову, с любопытством его разглядывая, – вы так и будете сидеть в панцире? Так и будете бежать от любых отношений, которые, не дай бог, заденут ваше невероятно чувствительное сердце? А? Так и собираетесь притворяться перед самим собой, что никого не любите?

Теперь она не ерничала.

– Мне так легче, – сказал наконец Макар и поглядел ей прямо в глаза. – Так можно жить.

Она подумала, понимающе кивнула.

– Принимается.

Отошла к перилам, постояла в задумчивости, наблюдая за ласточкой, затем обернулась к молчавшему Макару.

– Принимается, – повторила она. – С одним дополнением. Я не собираюсь никого переубеждать, но у меня на вас есть свои планы. И если вы решили, Макар Андреевич, что сможете заставить меня вас прогнать, то тут вы ошиблись. Прогонять вас в ближайшее время я никуда не собираюсь.

– Ближайшее – это сколько? – полюбопытствовал Илюшин.

Ксеня вытянула губы трубочкой, принялась загибать пальцы.

– Ближайшее время – это десять лет. Ну, плюс-минус два года.