Когда машина вылетела со двора, гнев заставил ее выбежать на крыльцо и крикнуть вслед Мэллори все, что она о нем думала. Потом она вернулась в дом, устремилась к телефону и набрала номер Полли. Конечно, это было как-то связано с их дочерью. Ничто другое не заставило бы его пулей выскочить из дома. На лице мужа были написаны боль и страх. Да, страх. «Ты мог бы сказать мне хоть что-нибудь», — твердила Кейт, но про себя, потому что уже сорвала голос, крича на Мэллори. Телефон звонил, звонил, звонил, пока она не сдалась.
Ни у нее, ни у Мэллори номера мобильника Полли не было. Дочь отказывалась давать его, заявляя, что иначе она будет чувствовать себя малолетним правонарушителем, которого держат на коротком поводке. Кейт знала одно: в машину Мэллори звонить нельзя. Он гнал как сумасшедший. Кейт пыталась не думать о том, что муж может попасть в аварию.
Мучительное ожидание продолжалось больше шести часов. Устав рвать и метать, Кейт опустошила бельевой шкаф, заново свернула все простыни, полотенца и наволочки и тщательно положила обратно. О чтении не могло быть и речи. Телевизор оккупировали идиоты, визгливо смеявшиеся и хлопавшие самим себе и друг другу. Сад тоже не был выходом из положения. Бенни почти наверняка пришла бы ей помогать, а Кейт была не в состоянии скрывать свою тоску и отчаяние.
Потом она почувствовала тошноту и приготовилась к худшему. Что бы ни случилось с Полли, виновата в этом была она, Кейт. Нужно было убедить Мэллори съездить к Полли накануне их переезда. Почему она поверила Бенни, предположившей, что Полли улетела на Крит? Раньше она никогда не уезжала на каникулы, не предупредив их. «Честно говоря, — со стыдом призналась себе Кейт, — я почувствовала облегчение. Была счастлива, что пару недель мы сможем побыть вдвоем. А тем временем…»
Когда в девять вечера машина свернула в ворота, Кейт была близка к истерике. Она не позволила себе выбежать на крыльцо. Стояла на кухне и вытирала уже досуха вытертые чашки и тарелки. Когда открылась передняя дверь, она услышала голоса. Он привез ее.
Полли была жива. Не умерла от какого-то жестокого вируса, удара электрического тока, не попала под машину, не стала жертвой взломщика, ревнивого любовника или сумасшедшего, сбежавшего из клиники. Она была в порядке. У Кейт закружилась голова от облегчения. Она сделала несколько глубоких и тщательных вдохов, а затем вышла в холл.
Мэллори стоял, повернувшись к ней спиной, и обнимал Полли. Приветливая улыбка Кейт тут же увяла. Испуг лишил ее дара речи.
Полли едва держалась на ногах и походила на привидение. Ее лицо было бесцветным, с синяками под глазами. Волосы, всегда пышные и блестящие, висели жирными клочьями. Одежда была грязной. Она плакала; слезы падали на пол у ее ног.
Кейт тут же шагнула вперед. Она ничего не могла с собой поделать. Многолетние попытки не обращать внимания на то, что тебя отталкивают и оскорбляют, и хранить безразличие оказались тщетными.
Броня не выдержала.
Полли отвернулась от Мэллори и упала в объятия матери. Какое-то время Кейт поддерживала ее, а потом пробормотала:
— Пойдем, милая… Тебе нужно отдохнуть.
Они медленно поднимались по лестнице. Голова Полли неловко лежала на груди матери. Кейт обнимала Полли за плечи. Она отвела дочь в спальню и нашла ей чистую ночную рубашку. Раздела как маленькую, протерла ей лицо губкой, смоченной в теплой воде, и помогла лечь в постель.
Красноватые лучи позднего солнца, падавшие на покрывало, добавили краски лицу Полли. Золотой свет казался Кейт прекрасным, но когда Полли замотала головой, защищая глаза, она задернула шторы.
Потом она тихонько села на край кровати и держала руку Полли, пока дочь не уснула. Постепенно Кейт начинала ощущать чувство, которое было сильнее страха и тревоги за Полли и даже сильнее желания узнать, что довело ее до такого ужасного состояния.
Это чувство было счастьем. Полли вернулась к ней. Наконец-то ей понадобилась мать. Она держала в объятиях свое дитя. «В моих объятиях», — думала Кейт, недоверчиво трогая свои руки. Шел час за часом. Взошла луна, на небе высыпали звезды, а она все сидела на кровати, сама не своя от радости.
Глава двадцать третья
Сержант Трой, знавший, что шеф с утра собирался посетить костонского рыбного торговца, очень удивился, когда в половине девятого прибыл на участок и услышал, что нужно ехать в Форбс-Эббот. Слава богу, движение было еще не таким оживленным, и он сумел добраться туда за пятнадцать минут.
Деревня, согретая лучами утреннего солнца, выглядела неплохо. Судя по всему, день предстоял прекрасный. Трой подумал — как думал уже не раз, — что он с удовольствием переехал бы из неказистого типового домика в убогом районе Костона в место наподобие этого. Но знал, что его мечты тщетны. Цены здесь были заоблачные. И винить в их взвинчивании людей, приезжавших на уик-энды, не приходилось. Это была территория коммутеров[132]
.— Собственность, шеф, а?
— Что?
— Это настоящий сумасшедший дом.
— Да. Не хотел бы я сейчас начинать с нуля.