Он размахнулся и, высунувшись на миг из-за дерева, бросил гранату. Бросок получился хорошим, метров на тридцать пять. Судя по крикам, немцы поняли, что летит граната. Несколько солдат вскочили, чтобы отбежать в сторону, остальные вжались в землю. И эта заминка позволила Шелестову бросить вторую гранату. Но теперь он старался бросить ее так, чтобы она упала в передних рядах гитлеровцев. Земля, взрыв, страх фашистов – все это даст ему возможность попытаться скрыться. Взрыв! Второй! Пули «шмайсеров» продолжают сбивать ветки деревьев, но Шелестов высунул ствол автомата и разрядил очередную обойму в сторону, где залегли автоматчики, потом он бросился вперед и кувырком преодолел метров пять, потом еще кувырок, перекат – и майор оказался в спасительном овраге. «Не зацепили, – с удовольствием подумал Максим. – Раненому мне бы удрать было сложно».
Пули били по бровке оврага, на голову Шелестову летели сухие листья, мелкие камни и комья земли. Он пробежал по дну оврага до его нижней части. Еще один бросок вон до тех кустов – и его будет не видно. Автоматная очередь прозвучала совсем близко, и пули ударились рядом с головой Максима в склон оврага. Он отпрянул в другую сторону и не глядя дал очередь, чье-то тело с шумом покатилось по склону оврага вниз. «Нельзя к кустам, подстрелят», – понял Шелестов. И он побежал, прижимаясь к другой стороне оврага, надеясь, что этот маневр даст ему выигрыш хотя бы в несколько секунд, пока он находится в мертвой зоне.
Сверху кто-то по-немецки закричал. Шелестов побежал быстрее и не целясь дал очередь вверх. «Еще метров десять», – думал он, на ходу выдергивая из автомата пустой магазин и вставляя в него новый. Последний. Еще несколько шагов вниз по дну оврага. Здесь его крылья расходятся в стороны, склоны становятся совсем пологими. «Здесь уже совсем опасно», – понимал Шелестов, бросаясь из стороны в сторону. Интуиция его не подвела: несколько коротких очередей прошли мимо, взрывая землю. Он быстро обернулся и дал две очереди вверх по кромке оврага. Один немец упал, второй отпрянул назад. Шелестов зарычал как зверь и бросился бежать к спасительным деревьям.
И тут земля ушла у него из-под ног. Неожиданно Максим оглох и почти ослеп. Кашель душил его, он ударился лицом о землю, в рот полезла сухая трава и прошлогодние листья. Но в голове билась лишь одна мысль: фашисты близко, фашисты близко; подняться, сражаться, стрелять! Шелестов попытался повернуться на бок, подняться, но ноги и руки не слушались. Он сжал пальцами рукоятку автомата, пытаясь нажать на спусковой крючок. Но земля снова ударила его в лицо.
Тряска была неимоверной, ему было неудобно лежать, что-то давило под ребра, шея затекла, а голова все время билась лбом обо что-то жесткое. Шелестов пытался нащупать руками оружие, но они хватали только воздух. Тошнило, приступы дурноты опрокидывали его в тошнотворное марево, почти в бессознательное состояние, но он снова из него выныривал, не понимая, что происходит.
Потом на лицо ему полилась холодная вода, и это было приятно.
– Его надо напоить, – произнес чей-то голос. – К утру немного отпустит, это временно у него.
Глава 4
Шелестов сидел, укрывшись по самое горло шерстяным одеялом, и пил горячий чай из жестяной кружки. Старый партизан, воевавший еще в Гражданскую, подбадривал его, убеждая, что горечь – самое полезное в травяных отварах. Буторин расхаживал по землянке, в которой их поселили, то и дело подходя к двери и прислушиваясь. Но за дверью только лениво переговаривались двое часовых. Бездействие, утекающее безвозвратно время просто изводили.
– Старик, – снова не выдержал Буторин, – сходи к командиру! Да сколько же можно ждать? Так же война кончится, пока мы твоего командира с его решением дождемся!
– Да будь только в этом причина, я бы до скончания века согласился не вылезать из этой норы, – засмеялся дед. – Мне-то уж все равно, а людям свет в окошке – война закончилась. Разве нет?
– Как у тебя все просто, – проворчал Буторин. – Если бы так все мировые проблемы решались!
Наконец снаружи послышались властные мужские голоса, заскрипела тяжелая дверь из неструганых досок, и в землянку вошли двое мужчин. Один в кожаной танкистской куртке, второй в зимнем пальто с прожженным воротником. Последним вошел Пашка, вытиравший рот. Видать, паренька вытащили прямо из-за стола. Старик, отпаивавший Шелестова отварами, с готовностью вышел, оставляя гостей с командирами. Мужчина в кожанке уселся на лавку, расставил ноги и уперся кулаками в колени. Второй остался стоять, подпирая плечом стену землянки.
– Ну вот что, товарищи дорогие, – заговорил мужчина в кожанке. – Давайте знакомиться. Меня зовут Фрол Матвеевич Кузнецов. Я командир партизанского отряда. А это мой комиссар Ищенко. Вы кто будете?
– Перестаньте, Кузнецов, – отставляя кружку в сторону и сбрасывая с плеч одеяло, заявил Шелестов. – Пашка вам все рассказал. Я думаю, что вы его и без нас прекрасно знаете и доверяете ему. Вы знаете, кто мы такие. Так что давайте без спектакля.