Призрак в зеркале (СИ)

Но за изломом подъём сменяется не менее захватывающим пикированием. Голубизна исчезает. Упругое тело стальной асфальтовой змеи бросается навстречу и ловит мощным удушающим извивом. Приходится, будто в Монако, «облизывать» поворот в паре сантиметров от рельса безопасности. Знать, отбойник нарочно насколько можно придвинули к трассе — подальше от скал. Любой камушек, случайно скинутый оттуда чьей-то ногой или попой, на такой скорости пробьёт дыру в шлеме не хуже крупнокалиберной пули. Поэтому ни черта не видно, что скрывается впереди по ходу. Топишь газ вслепую. И только поймав момент, когда из-за изгиба рельса высунется То-Самое-Дерево, оборвавшее жизни двух беглецов, коменданта и гонщика, можно потихоньку распрямлять траекторию и наслаждаться пейзажем.

В скоростных поворотах стены несутся на тебя быстрее, чем земля при падении с высоты. Светлые полосы гравия перед барьерами из покрышек похожи на пену прибоя у смертоносных рифов. Руль сопротивляется, но усилие приятное, будто поймал крупную рыбу. Однако чуть ослабишь хватку или перестараешься — сорвётся. Вернее, утащит тебя в гравийную пучину…

После Удавки можно чуть выдохнуть, но слишком расслабляться не стоит. По-прежнему любая помарка — и машина вмиг станет похожа на гитару Пита Таунсенда, отыгравшего «My Generation».

Одна из прелестей гонок: тут цена ошибки не ниже, чем везде — но расплаты за неё не приходится ждать. У неправильно построенного здания, скажем, стены могут через год покрыться изнутри плесенью. Или оно рухнет к чертям от средней силы землетрясения, которое Бог весть когда случится. А тут, если невредим и продолжаешь ехать, можно смело похвалить себя, что последнюю пару секунд был молодцом. При выходе на прямую боковая перегрузка сменяется ликованием. Ты снова победил и снова жив, как минимум до следующего поворота. Похожее ощущение, наверно, испытывали японские асы, выходя из пике после успешной атаки линкора в Пёрл-Харборе…

— Как там сзади? — метнул я взгляд в зеркало. — Дьявол!.. — сердце стукнуло не в такт, точно заклинило передачу. Неужто началось? Не рановато?..

— Лайквуд прошёл Фирелли, — недовольно сообщило радио. — Не подпускай его.

Час от часу не легче. Сопротивляясь мне, макаронник убил шины и стал лёгкой добычей для белобрысого засранца. Но всё-таки тот пока, как и я, из плоти и крови. Будем надеяться…

Удачный обгон превратил охотника в добычу. Волка — в трепетную лань, преследуемую вереницей хищников. Вернее, их из неё пять-семь, а дальше — падальщики, готовые полакомиться крахом чужой жертвы.

Следующим сообщением с командного мостика было, что итальянец поехал на пит-стоп. Значит, один, по крайней мере на время, отстранился от схватки.

Зато добавилось иных проблем. Не слишком удачливые подражатели Лайквуда, навестившие боксы под пейс-каром, теперь вольно или невольно работали на него. С круговыми пришлось действовать по тому же рецепту, который сработал с недавним лидером. Правда, они сопротивлялись меньше, но всё равно на каждого уходил целый круг.

Ну как же так! Где синие флаги? Почему они их не видят? В Формуле приходилось сбрасывать на прямых, прижимаясь к обочине и добивать без того загубленную гонку. У здешних упрямцев-аутсайдеров чуть больше шансов грезить, будто не всё потеряно. За это многие американскую серию и уважают. А вот мне сейчас больше по душе была б предсказуемость. Да хоть такая, за которую мы вчера чокнулись с Куртом…

— У Фирелли рекорд круга, — прокаркало радио.

— Предлагаете смену тактики? — видимо, свежие шины на Штайнвальд-ринге дают больше, чем лёгкая машина.

— Ничего не предлагаем. Действуем по изначальному плану.

— Тогда зачем мне лишняя информация?!. — раздражённо бросил я.

— Чтоб знать, что ждёт после остановки. А пока не расслабляйся. Впереди снова никого. Ближайший в шести секундах… Используй чистую трассу. Езжай с ветерком!

С ветерком!.. Больше это похоже на двухчасовой прыжок сквозь тоннель из зажжённых колец. Бликующая осенняя листва, размазанная по периферии зрения, подпитывает образ. А позади пышет жаром огнедышащее существо о восьми головах-цилиндрах. Одно неверное движение, и этот дракон спалит тебя в своём пламени. Или, сорвавшись с креплений, перебьёт позвоночник. Тут от смерти разит потом. И веет не холодом, а адским пеклом…

— Бокс! Бокс! Бокс!.. — троекратно отсалютовало в наушниках ровно на тридцать третьем круге.

Хуже поджаривания «с ветерком» — только медленный заезд и стояние на пит-стопе. Где вместо худо-бедно продуваемого мангала тебя словно закрывают в герметичной духовке. Механики расставлены, как шахматные фигуры, а пилоту надо конём заскочить на свободное поле между, никого не задев. Едва это удаётся, фигурки оживают. А опущенная табличка-леденец, как защёлка, запирает поднятого на домкраты гонщика неподвижно выпекаться. Чья-то рука тряпкой протирает забрало — проверить готовность блюда.

Ну что они еле возятся!..