— Ты ведь прекрасно знаешь, — скривился я, — что это достижение продержится в памяти фанатов ровно до завтрашнего старта. И если финиширую хоть на позицию ниже, в их глазах навечно останусь лузером, упустившим верный шанс.
— А в собственных?
— Не понял…
— Твоя проблема в том, что ты всегда ставил планку немного выше, чем реально мог взять.
— Разве это неправильно? А как иначе чего-то добиться в жизни? Тем более в спорте…
— Прекрасная формула для манипуляции: заставлять выжимать из себя все соки в угоду кому-то, всё время чувствовать должником, который где-то что-то постоянно недодаёт. В твоём случае это привело к тому, что ты привык проигрывать, и уже реальные цели воспринимаются тобой, как та самая не берущаяся планка.
Вот именно! Такое везение, как сегодня, обычно не растягивается на два дня кряду. Разве у великих чемпионов. Но не у простых смертных!..
— За этим ты рассказал про всех тех погибших гонщиков? — сорвалось с моего языка.
— Это был мой долг, — услышал я вместо логичного «ты же сам попросил». — Дальше тебе решать. Не хочу, чтобы ты стал его добычей, но ведь всё равно не послушаешь… — мне показалось, мой спутник заснул на ходу. Но он просто подбирал слова. Описать то, что, очевидно, не часто являл белому свету. — Однажды, — наконец вернулся к нему дар речи, — на моём рентгеновском снимке оказался брак, который приняли за опухоль. Несколько дней я был почти уверен: мне осталось полгода максимум. И знаешь, эти дни я вспоминаю, как самые счастливые в своей жизни. Никогда не получал от неё столько удовольствия, жадно впитывая любые мелочи — щебет птичек, шелест листиков, тень от облачка. Чёрт! Как бы я хотел вернуться в то состояние, но не уверен, что в нём можно долго пробыть и не рехнуться. А вашему брату как-то удаётся. Отсюда моя к тебе жгучая зависть. Даже сейчас… Что-то я перебрал, — пыхтя, журналист глянул на часы. — И дочка давно ждёт в машине на стоянке. Присоединишься к нам? — кивнул он на проходящий под трассой тоннель, напоминающий прямоугольный зев с высунутым растрескавшимся языком-пандусом.
Донёсся грохот, будто оттуда вот-вот появится танк времён Второй Мировой. Но выкатилась толкаемая мороженщиком тележка. Надеюсь, завтра эхо не станет так надо мной шутить!..
— Спасибо, — протянул я другу-фотографу треногу. — Вам и без меня найдётся о чём пообщаться. Лучше прогуляюсь ещё. Как пройти к тому дереву?
— Найдёшь. Место популярное. Не спутаешь. Ну, бывай, коль не передумал, — подмигнув на прощание, Курт заковылял в пасть-туннель, царапая ножками штатива без того покоцанный асфальт, и медленно растворился в полумраке, плохо освещённом тусклыми лампочками.
В душе тенью мелькнуло недоброе предчувствие, которое я поспешно отринул. С какого мы виделись последний раз?!. Завтра же гонка! И наше обоюдное присутствие на ней обязательно.
Продолжение прогулки
Впереди, где дорожка загибалась вправо, замаячил просвет. Теперь закатное небо у горизонта напоминало обглоданную корку неспелого арбуза. На востоке стремительно темнело. Будет-таки обещанный дождь, или нет? Незаметно включились фонари.
Аллея плавно поворачивала с запада на север, а пологий подъём перетёк в спуск. Я вышагивал, убыстряя темп и пытаясь изгнать невесёлые мысли из головы, но вместо них её заполнял какой-то тарабарский марш: Штайн-вальд, Бухен-вальд, Ауш-витц — похоже на адскую считалку, исполняемую кандальной цепью. Показалось, иссохшие листья под ногами хрустят, как снег под растёртыми до кровавых мозолей ступнями подневольных работниц, или как кости мертвецов, вытесненные на поверхность из братских могил. Миниатюрная старушка Европа, сколько ж зла ты успела принести себе и Миру!
— Мистер!..
Я обернулся. Ко мне, догоняя, семенила босоногая хиппи в рваных джинсах, страшно лохматая и с невероятно милым лицом.
— Угостите даму пивом? — порывшись, извлекла она из урны и протянула кем-то уже использованный бумажный стакан.
— Если только соком… — растерялся я.
— Так вы этот?.. Вегетарианец?..
— Не знал, что в состав пива входит мясо. Хотя… Чего только ни придумают. Коптить его уже научились.
— Ну… Или этот. За здоровый образ?..
От неё попахивало травкой и веяло беззаботностью. Может, это и правильно? Прожигать жизнь уютным огоньком, согревая себя и окружающих. А надоест — задуть и превратиться в успешного юриста или фармацевта, (к слову, у неё был неплохой английский, хоть и явно не родной) либо стать домохозяйкой при успешном юристе или фармацевте. А кто-то, всё без остатка посвятив главной цели, в один прекрасный день размажет себя об стену!..
— Так поделитесь, или нет?
Я отлил ей сока в стакан, и мы беззвучно чокнулись картонными ободками. Нам оказалось по пути. Ей явно доставляло удовольствие растирать чумазыми пятками в крошки о мостовую палую листву, будто тонкие чипсы.