Призрак Великой Смуты (CИ)

– Я понимаю, что три дня – это так мало, но время, действительно, не терпит. Немецкое наступление может начаться уже со дня на день. И, свергнув с вашей помощью правительство Сталина в Петрограде, мы сможем спасти нашу милую Францию от страшной угрозы завоевания ее безжалостными тевтонами. Я помню, как еще мальчишкой мне довелось увидеть пруссаков, марширующих по улицам французских городов. Я боюсь повторения тех ужасных дней, месье Борис.

– Хорошо, месье Шарль, – сказал Савинков. – Я готов встретиться с вами здесь же, в этом кафе ровно через три дня. Думаю, что к тому времени мне удастся вас чем-то порадовать.

Аревуар, месье Шарль…

Савинков достал из кошелька купюру, положил ее на стол и придавил сверху пустой чашкой. Потом он надел шляпу, поклонился на прощание своему собеседнику и направился к выходу… Следом ушел и месье Шарль. Чуть погодя еще один господин ничем не примечательной наружности встал из-за дальнего столика и, расплатившись с гарсоном, вышел из кафе и пошел совсем в другую сторону.

Русская военная разведка уже давно наблюдала за Савинковым, который, после того как Керенский добровольно передал власть Сталину, махнул на все рукой, и, разочарованный развитием событий, через Финляндию, Швецию и Норвегию уехал в Париж. Он даже не подозревал о том, что, задержись всего на день, до мятежа Троцкого – быть бы ему узником «Крестов», если не хуже. И вот теперь в Петрограде сперва генерал Потапов, а потом и товарищ Дзержинский получат сообщение, что фигурант встретился с представителем французской разведки, и что он снова готов выйти на тропу войны. А кто предупрежден, тот вооружен. Да и было бы странно, если все случилось бы совершенно иначе – ведь ни Потапова, ни Дзержинского, нельзя было обвинить в том, что они зря ели свой хлеб.

9 мая 1918 года. Петроград. Таврический дворец, кабинет председателя Совнаркома.

Присутствуют:

Председатель Совнаркома Иосиф Виссарионович Сталин,

Глава ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев,

Командующий особой эскадрой контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов

– За что пьем, товарищи? – сказал Сталин с едва заметным акцентом, разливая по стаканам из керамического кувшина красное полусладкое вино «Кипиани», в нашем времени более известное как «Хванчкара»*.

(* «Хванчкара» – под этим брендом красное полусладкое вино созданное, братьями Левоном и Дмитрием Кипиани, в нашей реальности производится с 1932 года)

– А пьем мы, товарищ Сталин, – ответил адмирал Ларионов, поднимая стакан, – за девятое мая – день победы над Фашистской Германией и священный праздник всех русских людей нашего времени. Жаль Бережного с нами нет, как и прочих наших товарищей. Кто в Мурманске – охраняет наши рубежи от жадных англичан, кто колесит сейчас по России в поездах, затаптывая ногами угли Гражданской войны. А вы тоже, как товарищ Сталин – Верховный Главнокомандующий – имеете к этому празднику самое непосредственное отношение.

– Да, – согласился Сталин, отпив немного вина из стакана и вытерев губы, – имею. Но, с другой стороны, это был не я, а тот товарищ Сталин, великий и ужасный вождь, которым я уже, наверное, благодаря вам теперь уже никогда не стану. А то какой же может быть товарищ Сталин без троцкистско-зиновьевской оппозиции? А вы что сделали? Троцкий – покойник. Зиновьев – меньшевик. Каменев – беспартийный. Бухарин – начальник экономического отдела в Наркомпромторге, насмерть разругавшийся с Красиным, а затем и с Лениным. Хрущев – того вообще найти не могут. Был человек, и сгинул бесследно, будто волки съели. Уж не ваших ли это дело рук, товарищи?

– Это как сказать, – заметил Тамбовцев, – была бы свинья, а грязь найдется. Это я к тому, что у нас в партии еще полно разных «товарищей», которые считают возможным идти к всеобщему счастью и справедливости самым коротким и быстрым путем. Вроде того же самого Бухарина, который год назад считался «левее Ленина». Жалеть о нем не стоит, теоретик-балабол, ради красного словца не пожалеет и отца. А что уж там говорить о стране. Все отнять у богатых и поделить, всех недовольных этим расстрелять, буржуев, под которыми они понимают всех, включая техническую интеллигенцию и профессуру, сгноить в трудармиях на тяжелых работах. Таким как Бухарин кажется, что в революции сделано совершенно недостаточно, и что мы слишком много возимся с эксплуататорскими классами. А короткие и быстрые пути, как известно, ведут только в ад и никуда более. Или применительно к нашему случаю – к Гражданской войне и Большому террору. Одного без другого не бывает, и товарищ Сталин должен это знать.