Призрак Виардо. Несостоявшееся счастье Ивана Тургенева

В XVIII веке остатки вала были уничтожены, и открывшееся у монастыря свободное место отведено под народные гуляния. Происходили гуляния на Рождество, на Масляной и на Святой неделе, «для полирования народа», по выражению Петра I.

Возникал городок-скороспелка под Новинским буквально в одночасье. По внутренней стороне проезда, обращенной к городу, располагались питейные заведения, «ресторации» на открытом воздухе, палатки с лакомствами и непременными 40 сортами пастилы. Главным сооружением был огромный «колокол» — шатер с водруженной на нем зеленой елкой. Елкой отмечалась торговля водкой, которая велась здесь особыми мерками — «плошками» и «крючками». Отсюда пошло московское выражение давать деньги не на чай, а на «крючок».

Противоположную сторону проезда занимали всяческого рода увеселения. Сооружались «коньки» — карусели простые и «самокаты» — карусели с колясками, куда забирались по приставной двухметровой лестнице. Тут же размещались качели и балаганы, где начали работать первые в России цирковые труппы с фокусниками, канатоходцами, дрессированными «дикими зверями», школой верховой езды.

В 1840-х годах одним из организаторов балаганов выступал известный антрепренер А. Каспар, который демонстрировал к тому же «Кабинет восковых фигур» и «олимпитическое рыстание» — олимпийские игры, а также камеру-обскуру.

От обеих сторон средняя часть проезда отгораживалась узорной балюстрадой и предназначалась для проезда экипажей. Выезд Москвы дворянской и купеческой на собственных лошадях был непременной составной частью гулянья. По этому же проезду в 1841 году и была проложена первая московская железная дорога: от Кудринской к Смоленской-Сенной площади.

По установившемуся порядку, последний день гулянья под Новинским городские власти оплачивали из собственной казны, открывая для всех желающих и бесплатную поездку на «Меркурии».

Очевидцы с восторгом вспоминали, что шел состав под звуки специально приглашавшегося полкового оркестра, а паровоз «выпускал нарочитый дым из трубы». Несмотря на невероятную тесноту, ни одного несчастного случая не произошло. Среди очевидцев оказалась семья Аксаковых — несколько лет они, кстати, жили на Смоленской-Сенной, маленький Ф. М. Достоевский, Н. В. Гоголь, знаменитые актеры М. С. Щепкин и трагик П. С. Мочалов, И. С. Тургенев. По словам одного из москвичей, «сия попытка служить может явственным свидетельством приближения российского к Европе, открывая перед путешественниками и прелестными путешественницами нашими редкостные возможности передвижения быстрого и гигиенического». «Меркурий» явно покорил сердца москвичей.

Что же касается «настоящей» железной дороги, соединившей Москву с Петербургом, то ее строительство началось только через два года — в 1845-м и продолжалось до 1851-го. Сохранился до этого времени и «ручной пароход» «Меркурий».

А рядом торжества в Манеже, о которых с восхищением рассказывает в Париже Полине Виардо Гектор Берлиоз. Торжество в Манеже — какой это был удивительный праздник: 27 декабря 1867 года в Москве. Манеж, превращенный в гигантский концертный зал, семьсот человек оркестрантов и хористов, двенадцать тысяч зрителей и несмолкающие овации после каждого исполненного произведения. Москва приветствовала Гектора Берлиоза. Тяжело больной, подошедший к концу своих дней музыкант переживал свой самый большой триумф. Берлиоз писал в эти дни из Москвы: «Я просто не знал, куда деваться. Это самое громадное впечатление, какое я только произвел за свою жизнь… За всю жизнь…»

И вот строки из письма москвича, присутствовавшего на памятном концерте: «Дорогой друг, не суди строго, что не сразу взялся за перо. Понимаю твое нетерпение, в голове и чувствах полнейший сумбур — сумбур восторга. Представь себе зрелище. Маститый, убеленный сединами старец, с потухшими очами и неверностию движений, занял место в оркестре. С немалым трудом вскинул он палочку и будто по ее мановению превратился в юношу, страстного и нежного, меланхолического и восторженного разом. Только что в его сухощавой сгорбленной фигуре была одна слабость лет и недуга, и вот уже она стала гибкостью и силой молодости. Поразительная метаморфоза творчества. Человечность и доброта — к ближнему, к людям, к миру — это и есть сила великого француза. Его страсти человечны, а человечность чутка и страстна».