Призрак Золотой орды

Есть другие, с которыми это проделать крайне трудно. Например, практически невозможно серьезно, логично, последовательно опровергнуть идеи и выводы, содержащиеся в книгах проекта «Хронотрон» (Валянский, Калюжный, Жабинский, Кеслер). А посему, всласть наплясавшись на бренных останках Фоменко, «критики» скороговоркой зачисляют всех прочих своих противников в категорию «и другие».

Меж тем, повторяю, очень трудно, практически невозможно не то что разбить, а хотя бы зацепить работы группы Валянского – равно как и бо2льшую часть наследия Морозова. Лично меня в свое время именно книги Валянского убедили. Повторяю по буквам – убедили. Я не склонен ничего принимать на веру, пленяться гипотезами только с того, что они завлекательны. Предпочитаю, чтобы меня убедили. Так вот, Валянский, Морозов, Великовский и многие другие убеждают. И даже деятельность Фоменко нельзя категорически сбрасывать со счетов. Кроме обреченной на легчайшее сокрушение версии о «Русско-монгольской всемирной империи» в его книгах, тем не менее, отыщется масса любопытнейших фактов, которые просто-напросто не имеют объяснения в рамках «традиционной» хронологии, и смысл обретают лишь с точки зрения хронологии новой, критической.

И совсем недавно омский математик А. Гуц нашел просто-таки гениальную формулу, способную снять многие вопросы и сгладить многие шероховатости: многовариантность истории!

Эта формула весьма гармонично объединяет многое. Слегка развив работу омского математика, я уже самостоятельно сформулировал парочку довольно простых утверждений. Ну, например: чем глубже мы отступаем в прошлое, тем вариативнее становится история.

Проще говоря, если некоторые события семнадцатого столетия имеют однозначное толкование, то иные исторические факты, относимые к веку тринадцатому, могут (да что там, просто обязаны!) иметь несколько вариантов истолкования.

Поясню на примере. Предположим, некий исследователь выступил с сенсационной версией: он утверждает, будто в начале семнадцатого столетия на Русь вторглись не поляки и шведы, а… персы!

И лишь впоследствии, когда отношения с Персией потеплели, а со Швецией и Польшей, наоборот, испортились, по заказу одного из самодержцев российских была предпринята массовая фальсификация источников, свалившая все на «свеев и ляхов».

Эту «гипотезу» без осуждения следует признать бредом собачьим. По одной-единственной причине, весомой и серьезной: Смутное время прекрасно документировано. Осталась масса воспоминаний непосредственных участников событий – от французского наемника на русской службе Жака Маржерета до польских шляхтичей, от русского инока Авраамия Палицына до шведов, англичан, голландцев. Мемуаров слишком много и они слишком убедительны – причем и оригиналы большей частью сохранились прекрасно…

И наоборот. Иные события русской же (чтобы не ходить далеко) истории допускают двойное, а то и тройное толкование. Вот несколько примеров, не из пальца высосанных, но взятых, что называется, с лету…

Есть два упоминания о месте последнего упокоения легендарного князя Олега – того самого, Вещего. Лаврентьевская летопись сообщает, что умер князь в 912 г. от рождества Христова и похоронен во граде Киеве на горе Щековице. Новгородская же летопись уверяет, что благоверный князь Олег преставился… в 922 г., в городе Ладоге, где и погребен, пикантность в том, что обе летописи «введены в научный оборот», то есть признаны доподлинными. Но какому же документу верить? В каком году умер Олег и где похоронен? Или, быть может, князей по имени Олег было все же два?

Это и называется – многовариантность. И если мы, скажем, вспомним о княгине Ольге, то и с ней все обстоит еще более загадочно. Одни летописи (подлинные!) называют ее родиной село Выбутское под Псковом. Другие (подлинные!) – город Изборск. Третьи (подлинные!) сообщают, что Ольга была болгарской княжной. Четвертые (подлинные!) – что Ольга дочь «Тмутарахана, князя Половецкого»! За каждым вариантом – внушительный список маститых историков и их серьезная аргументация… Так-то!

Есть еще один нюанс: расхожие сказочные сюжеты, бродячие штампы того времени, которые, будучи вставлены книжниками в свои работы, впоследствии были приняты за описание реальных событий.