Призраки

В наше время меня не могут просто убить. И не знают, как вылечить. Все, что власти могут со мной сделать — изолировать в Приюте, в рамках мер по борьбе со стихийными бедствиями.

Этот новенький парень, который с большим членом… я знала, что он должен чувствовать. Потому что я чувствовала то же самое, когда меня привезли сюда. У него никого не осталось. Родные умерли. Друзья тоже умерли. Может быть, полшколы умерло — если он пользовался популярностью. Он целыми днями сидит один, у себя в комнате. Ему страшно. Но он все же надеется, что врачи найдут обещанное лекарство.

Я могла бы ему подсказать, что и как. Ввести в курс дела. Успокоить его. Помочь приспособиться к жизни в Сиротском приюте.

В тот последний хороший день моей жизни мы с папой доехали до Денвера, штат Колорадо, где он знал один магазинчик, торгующий всякими антикварными штуками для украшения сада. Чугунными оленями и бетонными птичьими купальнями, сплошь заросшими мхом. Почти все, что там продавалось, — это были краденые вещи. Хозяин магазина расплатился с отцом наличными и помог ему сгрузить ангелов с грузовичка. У хозяина был маленький сын, который вышел из дома и встал на дорожке, наблюдая за тем, как они разгружают машину.

Мы с Ширли общаемся по интеркому, и сейчас я нажму кнопку и спрошу про этого нового парня… у него, случайно, не рыжие волосы, такие кудрявые? А глаза — карие?

Он примерно моего возраста? Я спрошу: он откуда? Не из Денвера? И чем занимались его родители, которые умерли? Может быть, у них был магазин всяких старинных штуковин для сада?

23.

Призрачий огонек — наш единственный свет. Костер в непроглядной ночи. Наш последний шанс. Голая лампочка на столбе в центре сцены. Клапан сброса давления. Для безопасности. Чтобы старый театр с газовым освещением не взорвался. По старинной театральной традиции, ночью на сцене всегда оставляют свет — отпугивать привидений, чтобы никому из них не пришло в голову поселиться в здании.

Мы сидим вокруг этого огонька, те из нас, кто остался. Сидим на сцене, откуда видны золоченые контуры кресел в зале, медные ограждения, змеящиеся по переднему краю балконов, облака паутины, затянувшие мертвое небо электрической ночи.

В темных комнатах позади других комнат лежат мертвые Хваткий Сват и Недостающие Звено. В холле, отделанном в стиле итальянского ренессанса. В самом нижнем подвале гниют тела мистера Уиттиера и Товарища Злыдни, Леди Бомж и Герцога Вандальского. Мисс Америка и миссис Кларк — у себя в гримерках за сценой. Их клетки переваривают друг друга, превращаясь в желтую белковую жижу. В кишках и легких плодятся бактерии. Животы раздуваются.

То есть нас остается всего одиннадцать.

Мы сидим в круге света.

В нашем мире, где есть только люди и нет человечности.

Агент Краснобай потихоньку ходил по комнатам, добивая оставшиеся лапочки. Графиня Предвидящая и Директриса Отказ занимались тем же самым.

Каждый из нас был уверен, что он такой один. Каждому из нас хотелось, чтобы в нашем мире стало немножко темнее. Но только — немножко. Никто не знал, что та же самая мысль пришла в голову и другим тоже. Жертвы собственной низкой сопротивляемости к скуке. Жертвы самих себя. Может быть, это все из-за голода. Может быть, это своеобразная форма голодного бреда. Но вот все, что осталось.

Последняя лампочка. Призрачий огонек.

Этот свет не дает тепла, и мы сидим, все укутанные в пальто и бушлаты, в шубы и махровые халаты. Шеи гнутся под тяжестью париков, громоздящихся друг на друга, и шляп с полями, которые еле проходят в дверь. Мы ждем. Мы готовы.

Когда распахнется входная дверь, мы все сделаемся знаменитыми. Когда провернется замок, и дверь откроется с натужным скрипом, а потом кто-то защелкает выключателем, пытаясь зажечь свет, у нас уже будет готова история на продажу. Наши скулы узников лагеря смерти будут готовы для съемки крупным планом.

Мы расскажем, как мистер Уиттиер и миссис Кларк заманили нас сюда обманом. Они заперли нас в этом здании и держали в заложниках. Они нас запугивали, заставляли писать. Книги, стихи и сценарии. А когда мы не стали писать, они принялись нас истязать. Они морили нас голодом.

Мы сидим скрестив ноги, на дощатой сцене, и даже не можем пошевелиться под слоями бархата и простеганного твида, которые не дают нам замерзнуть. Все силы уходят на то, чтобы повторять нашу историю друг другу: как миссис Кларк выдрала из Мисс Америки ее нерожденного ребенка и сварила его на глазах умирающей матери. Как мистер Уиттиер повалил Хваткого Свата на пол и отрубил ему пенис. А потом мистер Уиттиер зарезал миссис Кларк и так обожрался ее ногой, что у него разорвало живот. Мы тренируемся. Учимся произносить без запинки «перитонит». Мы бормочем себе под нос: паховая грыжа. И еще: тюрнировка моркови.

Вот так оба злодея отдали концы, бросив нас умирать от голода.