Призраки

Они целуются, целуются, целуются… Она начинает опускаться все ниже и ниже, покрывая поцелуями его шею, грудь, живот. Рука расстегивает ему брюки и приспускает их… Язык порхает, словно крылья бабочки.

— Слушай, ты, кажется, меня не понимаешь. Я должен поговорить с ним.

Игорь слегка покачнулся и оперся руками о стол, наклонившись вперед.

— Что на диске?

— Что?!

— Что записано на этом диске?

— Там… Мужчина и женщина… — Рэндому было мучительно трудно говорить. Слова застревали в горле сухими, колючими комками. — Я знал их… ее, вернее. Когда-то давно. Они…

— Значит, ты — Рэндом, — вдруг сказал Игорь.

Однажды, когда Рэндом гулял по Диптауну, в его квартире неожиданно вырубили свет. То ли авария на подстанции, то ли провод где-то оборвался. Блока бесперебойного питания у Рэндома не было, так что компьютер отключился, и его сразу же выбросило из глубины, вышвырнуло, закружив, словно деревянную щепку в горном речном потоке, отбросило в реальность, как от удара током, и размазало, растерло по асфальту бытия, как новорожденного котенка, сброшенного с девятого этажа. Но даже в тот раз, когда ему потребовалось около часа, чтобы прийти в себя и оправиться от бившей его нервной дрожи, он, наверное, не испытал шока, подобного тому, что испытал сейчас.

— А?!

— Рэндом. Так ты себя называешь.

Тот самый асфальт бытия вдруг изогнулся и подбросил Рэндома вверх, к небесам, которые почему-то оказались металлическим куполом, встретившим Рэндома ничуть не более приветливо.

— Откуда ты знаешь? — Вопрос был совершенно естественным, но Рэндом почувствовал, что прозвучало это совершенно по-дурацки. Никто в глубине не знал, как он выглядит на самом деле, и никто в реальности никогда не слышал от него слова «рэндом». Разумная, тщательно соблюдаемая годами предосторожность, и вдруг все его инкогнито летит к черту. — Откуда ты, твою мать, знаешь?!

— Он просил передать тебе кое-что. Он сказал… — Игорь несколько раз кашлянул, прочищая горло. — Такое случается лишь один раз в жизни, но этого вполне достаточно. Да, да, этого больше чем достаточно и если вы не извлекли из случившегося урок — пеняйте на себя, потому что второго предупреждения не будет.

На этот раз, похоже, злой и колючий комок стоял в горле у продавца. Ему было не просто непривычно говорить — на глазах выступили слезы.

— Когда-то он говорил то же самое и мне, — тихо добавил Игорь, что-то высматривая на полу незрячими глазами. — Тогда я его не послушал.

«Потерявшийся» плачет? Бог его знает, может быть, они тоже плачут, но кто их знает, о чем они могут плакать? Люди без эмоций, без памяти и без мира, навсегда запертые там, где все призрачно и нереально. Рэндом никогда не слышал о том, чтобы кто-то из них плакал. Впрочем, своего имени, прозвучавшего в реале, ему тоже слышать не приходилось, разве что пару раз, мельком, когда знакомые обсуждали какого-то книжного персонажа.

И что же, скажите на милость, ему делать? Ладно. Мало ли что там бормотал этот идиот?

Некоторое время Рэндом молча смотрел на текущие по щекам слезы, потом подцепил ногтями конверт и спрятал его в кармашек, подшитый с внутренней стороны рукава.

— Спасибо.

Игорь обхватил себя руками и принялся тихонько раскачиваться из стороны в сторону, что-то беззвучно бормоча.

Сочувствие сменилось раздражением, тем самым, что накатывало на Рэндома всегда, когда он видел беспомощного больного, старика или калеку. Раздражением, рожденным неприятием происходящего и страхом когда-нибудь оказаться на месте этого больного, старика или калеки.

«Господи, и как кто-то позволил такому психу работать в магазине?! Ему бы дома сидеть или в каком-нибудь пансионате. Есть же государственные приюты, лечебницы или еще что-то в этом роде. Должны быть».

Потянув на себя входную дверь, Рэндом оглянулся.

— Я вернусь, когда буду готов заплатить.

4

Синие джинсы, белоснежные кроссовки и белый воротничок рубашки, выглядывающий из-под пушистого, ручной вязки, голубой пуловера. Жесткая щеточка черных усов над верхней губой.

Он рассмеялся, уловив в какофонии звуков нечто знакомое.

— Что?..

— Плагиат. Та-та, та-та-та-та, — Курт попытался напеть мелодию, но сфальшивил.

Это не имело значения. Он нравился ей и таким. Нет слуха — ну разве это преступление? Грейс считала, что даже у идеала должен быть какой-то недостаток, иначе жизнь с ним становится слишком скучной.

Она бросила на него быстрый взгляд. Нет, Курт не идеален. Даже в глубине не идеален, и, быть может, это именно то, что ее привлекает. С другой стороны — неидеальных мужчин в этом мире полным-полно. Почему же тогда именно Курт? Она не знала. Не он, тогда кто-нибудь другой. Почему это вообще происходит? Люди знакомятся на вечеринке, начинают встречаться… Обычная история.

— Тебе в детстве медведь на ухо не наступал?