Это, может быть, не совсем то, что называют «хорошей жизнью», но это «вполне неплохая жизнь». Стиральная машина с сушилкой на крытом деревянном помосте рядом с трейлером. Сплошной металл в облупившейся краске, в волдырях и нарывах ржавчины.
Если бы она меня слышала, если бы она стала слушать, я бы сказал Саре Брум, где именно располагается сонная артерия. И куда лучше бить молотком по голове, чтобы наверняка.
Нет, Сара Брум просто просит меня подождать пять минут. Она выходит, а я остаюсь в сарае. Закрывается дверь. Слышно, как щелкает висячий замок.
Прямо сейчас, в эту минуту, она точит нож. Перебирает свою одежду, брюки и блузки, джинсы и свитера, ищет вещи, которые больше не будет носить.
Я жду ее, я кричу ей, что все хорошо. Что ей не надо себя казнить. То, что она сейчас делает, это правильно. Я кричу ей, что это единственный способ покончить со всем этим раз и навсегда.
Стоя за стойкой буфета в холле, Агент Краснобай говорит:
– Но она поступила умнее, эта Сара Брум.
Вместо того чтобы его убивать, она записала на видеокамеру его признание. Всю историю. Про убийство Льюиса Ли Орлеана. А потом спрятала кассету и отвезла его в больницу.
– Вот это я называю счастливым концом… – говорит нам Агент Краснобай.
17
Есть истории, сказал бы вам мистер Уиттиер, которые ты рассказываешь и тем самым используешь. А есть истории, которые используют тебя.
Мисс Америка держится за живот обеими руками, забравшись с ногами на желтое кресло в готической курительной комнате; сидит на корточках и раскачивается взад-вперед, ее плечи укутаны шалью. Непонятно, то ли это так вырос ее живот, то ли на ней слишком много всего надето. Она раскачивается взад-вперед, ее руки расчерчены красными линиями воспаленных следов от кошачьих когтей. Она говорит:
– Знаете, что такое ЦМВ, цитомегаловирус? Вирусное заболевание, смертельно опасное для беременных. И его переносят кошки.
– Если тебе неудобно насчет кота, – говорит Недостающее Звено, – так тебе и надо.
Держась за живот и раскачиваясь взад-вперед, Мисс Америка говорит:
– Вопрос стоял так: либо я, либо кот…
Мы все сидим во «Франкенштейновой комнате» перед камином из желтого с красным стекла. Сидим и присматриваемся друг к другу. Берем на заметку. Запоминаем все жесты, все реплики диалога. Ведем запись каждого мига, каждого события, каждого проявления чувств – поверх предыдущих.
Сидя в желтом кожаном кресле, Недостающее Звено оборачивается к Графине Предвидящей, которая сидит в кресле рядом, и говорит:
– Ну а ты здесь какими судьбами? Что натворила, кого убила?
Все старательно делают вид, будто не понимают, что он имеет в виду.
Каждому хочется быть камерой. Не объектом.
– Похоже, мы все от чего-то скрываемся, – говорит Недостающее Звено. С его длинным носом, густыми сросшимися бровями, нависающим лбом, с этой его бородищей, он говорит: – А с чего бы еще люди вдруг добровольно поедут в какое-то незнакомое место, с каким-то там мистером Уиттиером, о котором они ничего не знают?
На желтых шелковых обоях, между высокими узкими окнами с витражами, за которыми – вечные сумерки в 15 ватт, на желтых обоях Святой Без-Кишок рисует палочки, ведет счет дням. Сколько их там прошло. Держа пастельный мелок двумя пальцами, указательным и большим – других на руке не осталось, – он рисует по палочке на каждый день, когда Сестра Виджиланте включает свет.
На полу из плотно подогнанных каменных плиток Агент Краснобай катает розовое колесо-тренажер, пытаясь сбросить еще больше веса.
Печка сломана – снова. Нагреватель воды тоже сломан. Унитазы забиты попкорном и дохлым котом. Стиральная машина и сушилка щетинятся вырванными и обрезанными проводами.
Народ писает в миски и потом выливает все это в раковину. Или же приподнимает юбки и по-быстрому писает где-нибудь в уголке, в большом зале.
Мы, в своих сказочных париках и бархатных нарядах, кое-как убиваем время в этих холодных чертогах, где каждый звук отражается эхом, где все провоняло мочой и потом. В точности как родовитые вельможи при королевском дворе пару веков назад. Все эти дворцы и замки, такие чистые и элегантные в теперешних киноверсиях, на самом деле – если вдруг кто не знает, там плохо пахло и было холодно.
По словам Повара Убийцы, кухни во французских замках располагались так далеко от королевской столовой, что еда успевала остыть, пока ее доставляли к столу. Поэтому французы и изобрели этот свой миллион густых соусов и подливок – в качестве «одеяла», сохраняющего тепло. Чтобы блюда к столу подавались горячими.
Мы нашли все предметы в нашей игре «найди и собери»: шар для боулинга, колесо-тренажер, кота.
– Человечность определяется не по тому, как мы обращаемся с другими людьми, – говорит Недостающее Звено. Растирая пальцем слой кошачьей шерсти у себя на рукаве, он говорит: – Человечность определяется по тому, как мы обращаемся с животными.
Он смотрит на Сестру Виджиланте, которая смотрит на часы у себя на руке.