По лицу Дрю видно было, что он этого не понимает. Большой, плотный, сероглазый, загорелый, с окладистой каштановой бородой, в сером сюртуке и испанском сомбреро с серебряными наконечниками в виде тонких витых раковин на концах шнурка, он курил тонкую мексиканскую сигару и, разговаривая, не вынимал ее изо рта. Отнесся к просьбе с некоторым нетерпением, думая лишь как бы получше со всем этим разделаться. Ну, понятно, он не видел того, что видели мы. Но вообще-то он не был совсем уж бесчувственный: когда Дэвис спросил, правда ли, что он продал коров Мартину, таким тоном, словно ответ имел существенное значение лично для него, Дрю сказал, хоть и не сразу:
— Правда. Вот бедняга. Уж лучше б не продавал. — И прибавил: — Не доводит до добра нарушать заведенный порядок. Можно иной раз кого и в заблуждение ввести. — Поведение Дэвиса явно казалось ему странным, однако, он взял письмо и кольцо, и обещал, если сам не сможет, отправить с доверенным человеком. Обещал также послать женщину, которая действительно окажет помощь, а не ограничится соболезнованиями. Поскольку Дэвис не унимался — как педант, который, находясь при смерти, никак не может вспомнить, все ли его дела приведены в порядок, — в ответах Дрю начало проскальзывать раздражение. Тем не менее он подумал и о том, о чем Дэвису не хотелось самому спрашивать.
— Я, конечно, верну его жене деньги, которые он уплатил за коров, — сказал Дрю нетерпеливо, снимая тяжелый груз с души Дэвиса. — Деньги при мне, я даже не успел домой заехать. — Он уже собрался уходить, но посмотрел в упор на Дэвиса и отважился высказать свое мнение по поводу того, что, строго говоря, его не касалось: — Вам бы отдохнуть надо. Полно себя мучить. Насколько я слышал, вы сделали все, что было в ваших силах, а теперь уж ни вы и никто другой горю не поможет…
Дэвис посмотрел на него так, будто это у Дрю, а не у него самого ум за разум зашел. Но промолчал и только кивнул.
Ризли подал своему отряду знак, поехали, мол, и они не спеша двинулись цепочкой по заваленной снегом дороге. Доехав до просеки между высокими соснами, перешли на рысцу и наконец скрылись из вида, пропали за плотной снеговой завесой. Здесь, на поляне стало уже совсем светло.
— Наверно, это все-таки та, вторая компания была, — сказал Джил.
— О чем ты? — спросил Дэвис.
— Да о тех людях, про которых Смол с Кэрнсом говорили.
— А-а. Да, надо полагать…
Когда мы повернули лошадей, Джил сказал:
— Что там у них опять происходит, будь они неладны?
На поляне оставалось не более полудюжины всадников. Все они собрались на краю обрыва, под которым ревел поток. Две лошади были без седоков, одна из них, вороная, принадлежала молодому Тетли.
Мы тоже подъехали к обрыву и заглянули вслед за остальными вниз. Снизу, по крутому откосу взбирались Джералд и Смит. Они одолели уже примерно половину подъема, с трудом карабкаясь по снегу среди обрывающихся камней, оскользаясь на прошлогодней хвое. Смит обнимал парня одной рукой, а другой хватался за кусты, за молодые деревца, за все, что попадало под руку. Парень, по-видимому, был цел и невредим, просто не желал лезть наверх сам. Спаркс сошел с лошади и спустился им на помощь. Теперь Джералда тащили вдвоем, спотыкаясь и скользя, парень же только ноги волочил и даже за спутников не хотел держаться.
Когда они выбрались наверх, оказалось, что он отлично может стоять на ногах. Спаркс не снимал руки с его плеча.
— И как вы могли такое надумать, молодой господин? — Спаркс старался хоть как-то расшевелить парня, а заодно и утешить. Намерение Джералда сильно испугало его. И другие были напуганы. Только все очень устали и восприняли это не так остро, скорее возмутились.
— Совсем спятил, — сказала Мамаша.
Джералд промолчал. Он стряхнул руку Спаркса, медленно подошел к своей лошади и с усилием сел в седло.
— Ты за ним приглядывай, — продолжала Мамаша. — Он что-то совсем не того. Револьвер у тебя? — спросила она Смита.
Смит показал револьвер.
— Оболтус несчастный! — сказал он, приосанившись. — Еще немного, и я бы опоздал. Вы, может, думаете, обрыв не такой уж крутой, — бахвалился он. — И не такой уж скользкий. Я так покатился вниз, думал, в воду угожу.
— Да никогда б он этого не сделал, — сказал один из объездчиков, худощавый мужик средних лет с длинным тонким носом и тонкими поджатыми губами, хмурый и худосочный. Я не был с ним знаком, не знал даже, откуда он.
— Что он еще затеял? — спросил Джил.
Смит был в большом возбуждении, ему хотелось, чтобы все знали, какую он проявил прыть:
— Сперва мы лошадь его увидели. Без седока. — И указал на лошадь. Если молодой Тетли что и слышал, то вида не показал.