Призраки Черного леса

— Кис-кис… — начал я звать кота, но тот даже не отозвался. — Шоршик, зараза такая! Ты где болтаешься?

— Только что здесь был, — удивленно сказал Зарко. Не поленившись, залез в кибитку и принялся чем-то греметь. Не обнаружив, вылез и смущенно развел руками. — Нет кота, гулять ушел.

— Надеюсь, ты Курдуле не говорил, что Томас ранен? — поинтересовался я, ожидая, что Зарко опять начнет изворачиваться. Так оно и случилось.

— Какая Курдула? — начал было цыган, но, посмотрев, как я скривился, захлопал глазами. — Как ты узнал?

— Зарко, ты мне уже надоел, — начал я потихонечку закипать. — Кто тебе мог сказать, что я кобель? Только Курдула. Одна сорока у нас, других нет.

— Так, может, я с ней раньше встречался, тогда и узнал? Может, неделю назад, может, месяц.

Я оглянулся по сторонам — нет ли поблизости внучки, подошел к цыгану, взял за шиворот и с небольшого размаха приложил лбом к кибитке. Хотел посильнее, но в самый последний момент удержался — кибитка крепкая, лоб мог не выдержать.

— Ты что, баро, совсем спятил? — мрачно, но без обиды произнес цыган, вставая с земли. — У меня шишка будет или синяк.

— У тебя внучка лекарка, пусть лечит, — угрюмо сказал я, слегка досадуя, что не сдержался. — Я не железный. Сколько можно твое вранье слушать? Еще потерплю-потерплю и голову тебе оторву, никакая лекарка не приставит. Давай, Зарко, убирайся отсюда подобру-поздорову, и чем быстрее, тем лучше.

— Да не врал я тебе про Курдулу! — громким шепотом прокричал Зарко. — Мы со стряпухой давно знакомы. Она, когда молодая была, к бабке моей за снадобьями ходила — ребенка родить хотела. На все готова была, чтобы со стороны кто помог. Откуда бы я узнал, что Томас у румны полюбовников ловит?

Махнув рукой и чтобы еще раз не треснуть Зарко, я развернулся и пошел к ручью. Надо бы умыться, может, и успокоюсь. Но следом поперся цыган. Устроившись у воды, начал остужать рассеченный лоб и ворчать.

— Капитан, ты за Томаса обиделся? Так это когда и было? Или за кобеля?

Я заскрипел зубами. Ну неймется же вруну-говоруну! Захотелось взять старого конокрада за бестолковую голову, сунуть ее в воду и подержать там минутки три. Нет, все пять!

— Ну, виноват я, ездил в усадьбу, — начал цыган каяться. — Курдуле деньги отдал — два талера. Не вру, — испуганно попятился Зарко. — Шесть лошадей было, по талеру каждая, но продал в убыток, за четыре. А половина — это твоя доля. Если не отдал бы — век мне удачи не видеть. Сказал старухе, что ты мне их в долг давал. Удивилась, что возвращаю, но взяла. Ну, она и стала рассказывать, как ты по девкам блудливым шлялся, а невеста твоя молодая целыми днями плакала. Уходить хотел, меня старик этот остановил, кота подал. Вот и все. А как догадался, что вру?

Наверное, когда-нибудь я все-таки пришибу этого вруна. Но сейчас мне стало смешно, а глядя на разбитый лоб — чуточку стыдно.

— Как ты людям врать умудряешься, если врать не умеешь? Сам же в своем вранье запутался.

— Так все просто же! — радостно сообщил цыган. Утвердив шляпу на лоб, чтобы она закрывала ссадину, сказал: — Я людям вру, а они знают, что вру, но все равно верят. Любят гаджо, если ромалы им врут, доверчивые они. Ты один попался, на слово не веришь. Так как ты узнал, что я у Курдулы был?

— Ты мне про какого тут старичка плел? Домовой к тебе в кибитку пришел, в табор? Где это видано, чтобы брауни от своего дома далеко отходили?

— Так это брауни был? — состроил удивленную рожицу Зарко. — То-то я понял, что старичка этого слушаться надо. Ай да я! Не послушал бы брауни, мне бы удачи не было.

«Кар тебе в сумку, чтобы сухари не мялись!» — мысленно пожелал я конокраду. Но вслух говорить не стал, потому что так до сих пор не понял — почему пожелание пениса в сумке считается ругательством? Вслух же сказал:

— В общем, чтобы завтра ноги твоей здесь не было!

— Не гони меня, баро Артакс, — сложив руки на груди, сказал Зарко. — Если сам дедушка домовой приказал — не могу я тебя бросить. Удачи не будет, как жить стану? У меня, помимо Папуши, две правнучки на выданье. Кто их замуж возьмет, коли баро удачи не будет? Хочешь, поклянусь, что больше врать не буду?

— Тьфу ты, — не выдержал я. Опять ведь врет! И он знает, что я знаю, что врет он о том, что больше не станет врать… Точно, утоплю я когда-нибудь этого вруна. Дожил до старости, а ведет себя как подросток.

У костра между тем хозяйничала Папуша. Мурлыча себе под нос какую-то заунывную песню, девчонка закатывала в золу глиняные шары. Увидев меня и Зарко, заулыбалась и что-то затрещала.

— Говори, чтобы баро Артакс понял, — обреченно махнул рукой цыган.

— Я деду говорю — старому гаджо мяса поесть нужно, — пояснила Папуша. — Он крови потерял много, обязательно надо мяса поесть.

Я понял, что за блюдо печется. Посмотрел на Томаса — старик опять спал, — покачал головой. Если лекарка говорит — надо мяса поесть, — пусть поест. Вот я точно это мясо есть не стану!

Я принялся готовить себе кашу. Пока варил, глина стала как обожженный кирпич и Папуша начала разгребать золу, выкатывать шарики из костра, подталкивая их к деду.