— Когда Малфой пришёл ко мне, я ему не поверил. Я имею в виду, что я, в принципе, никогда не верю Малфою. Это просто, как правило, знаешь, я… и ты… Я не знал Гермиона. Ты мне никогда не говорила. Ты никогда не казалась в ком-то заинтересованной, абсолютно ни в ком. Я никогда не думал, что есть кто-то, кого ты… любишь. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Я не понимал, что делаю. Ты должна понять, смерть Джинни… она чуть не убила меня. Были ночи, когда я просто не хотел просыпаться по утрам. Я был просто слишком эгоистичен, чтобы понять, что для тебя тоже были такие ночи. Гермиона, если быть до конца честным с самим собой и с тобой, я никогда не винил Малфоя в смерти Джинни. Он был просто козлом отпущения, удобной мишенью. Он был тем, кого следовало ненавидеть за то, что произошло. Но ни за что на свете он не смог бы предсказать, что миссия пойдёт не так, и даже если бы он это сделал, он, вероятно, погиб бы, пытаясь спасти её, и я рад, что он этого не сделал. Я этому рад, потому что я ни за что не хочу, чтобы ты чувствовала то, что чувствовал я, когда мне сказали, что Джинни больше нет. Гермиона, я не приеду к тебе на это Рождество. Я хочу, чтобы ты вышла из тени, и я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть моё благословение… и я люблю тебя.
Его голос срывается, и это пронзает мне сердце. Изображение Гарри исчезает, и появляется Рон. Он немного неуверенно улыбается.
— Гермиона, ты абсолютная чокнутая, раз влюбилась в Малфоя. Я был лучшего мнения о твоих мозгах. Ну, я не такой, как Гарри. Я действительно виню Малфоя, я виню его во многих вещах, и я думаю, что буду ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Но я также знаю, что на его месте мог оказаться кто-то другой, любой из нас мог быть ответственным за ту миссию. Я знаю, что он сделал то, что считал лучшим. Я знаю, что он сделал это не нарочно. Я знаю, что это так, и мне жаль, что я наговорил ему таких вещей. Мне всё равно, что он принял это близко к сердцу, но мне жаль, что это также огорчило и тебя. Гермиона, он рассказал нам о… о вас … во время войны, и я понял… Я понял, каково, должно быть, тебе было. А потом я понял, почему у тебя всё нормально. Вот почему… вот кем он был для тебя, вот что он сделал для тебя, и никто из нас не знал. Я не знал. Послушай, я знаю, что Джинни не винила бы Малфоя. Я знаю, что она любила тебя. Я знаю, что она всегда будет любить тебя. Я знаю, она хотела бы, чтобы ты была счастлива, и я тоже хочу, чтобы ты была счастлива. Мерлин, Гермиона, больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Пожалуйста… будь счастлива.
Он судорожно вздыхает:
— Я везу Луну в небольшое путешествие на это Рождество. Я хочу, чтобы ты разобралась со всем этим бардаком, пока меня не будет. И я люблю тебя.
Кристалл слабо мерцает, и свет гаснет, и, кажется, что все силы просто покидают моё тело. Я буквально падаю на землю и сворачиваюсь калачиком на боку, долгое время не издавая ни звука. Моя душа окаменела, но тело дрожит, и я действительно желала бы… превратиться в камень.
Война была тяжёлым временем для всех нас, для Гарри и остальных ребят, особенно после того, как мы поняли, что не можем рассчитывать на взрослых. Что мы не могли рассчитывать ни на кого, кроме самих себя. Ближе к концу мы стали не просто врагами Волдеморта. Министерство заклеймило нас как линчевателей, а пресса как опасных, неуправляемых маргиналов.
Нам пришлось скрываться с первых месяцев нашего седьмого курса. Нас бы выгнали, или арестовали, или убили в собственных постелях, если бы мы остались.
К тому времени половина учеников либо была исключена из Хогвартса, либо ушла по собственному желанию. Многие из них пришли к Гарри, чтобы вступить в ряды сопротивления. В итоге я стала отвечать за их обучение. Я научила их всему, чему могла. Я учила их даже Тёмным искусствам. Я учила их, как сражаться, как убивать, как выживать.
Вот кто я такая на самом деле, а не неуклюжая стажёрка Министерства, которая изучает экспериментальную магию и каждый день возвращается домой в свою скромную квартирку в районе колледжа. Я ветеран войны, мастер Тёмных искусств, и я давным-давно отказалась от всех своих идеалов и мечтаний. И как трудно бывает притворяться нормальной, притворяться, что мне до сих пор не снятся кошмары, притворяться, что я не убивала людей, притворяться, что я никогда не применяла Тёмную магию, притворяться, что я не просыпаюсь посреди ночи, тоскуя по человеку, который убил мою лучшую подругу.
Тогда я каждый день жила в ожидании смерти. Не было никаких мыслей о том, какое будущее нас ждёт после войны. Не было мыслей о «лучшем завтра». Существовало только «сегодня», в котором требовалось найти достаточно еды, согреться, найти одежду и кров, обеспечить тех, кто находится под нашей опекой, и похоронить тех, кто умер. Я никогда не верила, что переживу войну. Я ни разу не осмеливалась представить, что моя теперешняя жизнь, жизнь в уютном доме с постоянной работой, возможна. Я никогда не верила, что меня ждёт что-то большее, чем кровь, смерть и тьма.