Призраки Эхо (СИ)

Шатругна от нее отрекся задолго до того, как потерял на пустоши, еще в тот миг, когда в первый раз заявил, что копия никогда не заменит оригинал. А ее красота уже тогда стала для него товаром, нарядным фасадом, скрывающим его беспощадный деспотизм. Впрочем, ему всегда нравилась ее покорность, ее жертвенная хрупкость. Поэтому, увидев ее замешательство, он лишь самодовольно усмехнулся:

— Ты находишься в единственном месте этого города, которое достойно наследницы династии раджей! И ты оказалась бы тут гораздо раньше, если бы не грязные пираты, заставившие тебя столько страдать!

Увлекшись или и вправду поверив в свои красивые слова, он обнял Савитри и поцеловал. Поцеловал не покровительственно и холодно, а крепко и страстно, недвусмысленно намекая на возможность продолжения.

Еще недавно Савитри растаяла бы в его объятьях, словно вылепленная из масла ритуальная скульптура, задохнулась бы от счастья, тщась остановить желанное мгновение. Она бы любовалась его чеканным профилем. Замирала от восторга, почувствовав взмах пушистых черных ресниц. Пила нектар с изысканно изогнутых уст, не замечая, что в их углах, возле крыльев носа и вокруг глаз все сильнее залегают морщины, а некогда черные волосы все гуще серебрит седина. Она ждала близости с Шатругной всю свою биологическую жизнь и оцифрованное существование, она молила о ней, как земледелец о дожде. Но на ее ниве гулял безжалостный суховей: почва покрывалась коростой, губя робкую и хилую поросль.

Сегодня небо набухло ливнем. Но урожай былой любви засох на корню. А новые всходы орошало трепетное и благоговейное чувство другого человека и искренняя привязанность не совсем живого, но бесконечно преданного существа. И неважно, что Ндиди, как и все чужестранцы, относился к касте неприкасаемых, а таким, как Пэгги, брахманы и вовсе отказывали в существовании души. Предать их она не имела права.

— Что с тобой? Тебе нездоровится? — с явным недоумением глянул на нее Шатругна, когда Савитри, безучастной куклой замерев в его объятьях, стыдливо отстранилась.

Он настолько привык к ее податливой готовности, что нынешняя неожиданная и неуместная неуступчивость невольно вызывала подозрения. Приходилось как-то выкручиваться.

— Я недостойна вас, господин, — ответила Савитри твердо и смиренно. — Я побывала в таких злачных местах, после которых не знаю даже, помогут ли мне обряды очищения.

Шатругна сдвинул брови, ноздри его точеного носа затрепетали. Он весь превратился в ожившее воплощение разрушителя Шивы, готовый обрушить свой гнев на тех, кто проявил непокорность или нанес вред его имуществу. На Сансаре он мог сколько угодно третировать Савитри, но никому другому не позволял даже во взгляде проявить непочтительность.

— Если эти безродные проходимцы вынуждали тебя обслуживать их клиентов, разгром клуба покажется им не наказанием, а наградой! — воскликнул он, готовый уже поднимать службу безопасности, чтобы отправить Хайнца и всю его шайку на нижний рудник или даже на опыты в лабораторию.

Хотя Савитри не собиралась жалеть расчетливого делягу, она опасалась, что рикошетом может задеть и ее близких.

— До такого дело не дошло, — поспешила заверить она разгневанного громовержца. — Но мне пришлось выступать перед гостями.

— Да, я знаю, ты своей пляской подала мне сигнал, — немного спокойнее проговорил Шатругна. — И я сразу тебя нашел и забрал оттуда!

Хорошо, что он снова привлек ее к себе. Савитри почувствовала, что у нее пылают щеки. Неужели он и вправду поверил, будто ее танец предназначался для него? Впрочем, кроме Шатругны и Синеглаза, никто и не мог разгадать древний обрядовый смысл.

Вероятно, стоило все-таки выбрать какую-то другую композицию, более нейтральную по движениям и тематике. Но рафинированные па антигравитационного балета публика из заведения Хайнца просто не оценила бы, а похотливо-откровенный танец змеи, меняющей кожу, мог бы закончиться для нее в каком-нибудь приватном кабинете на ложе важного клиента, а для Ндиди хорошо если на нижнем руднике. Да и не позволил бы он ей показывать в клубе такую похабщину.

— Я не посмела отказаться, — вновь принимая смиренную позу безвольной жертвы, пояснила Савитри. — В случае непокорности они бы и в самом деле отдали меня на поругание.

Хорошо, что Пэгги и Ндиди не могли наблюдать этот спектакль. Вскоре после того, как Савитри пришла в себя, Шатругна отключил в апартаментах не только микрофоны, но и камеры. И теперь ее друзья терзались тревогой, точно капли дождя в засуху, ловя каждое слово Кристин, которая рассказывала обо всем, что происходило в покоях. Бедная Пэгги сначала плевалась зажигательной смесью от того, как подруге приходится унижаться. Затем немного успокоилась и резонно заметила:

— На войне как на войне! Только бы этот упырь ее не раскусил!

Ндиди молча ее поддержал.

Шатругна меж тем продолжил игру в благородство.