Призраки Эхо (СИ)

К тому времени, когда омерзительная в своей натуралистичности картина истязания на всех экранах внезапно сменилась красочными проекциями, многие уже пресытились видом боли и крови и только ждали, когда же и чем все это закончится. Зрители первых рядов, заскучав, делали ставки, кто из пленников раньше испустит дух. Среди тех же, кто столпился у голографических мониторов, даже слышались возгласы разочарования и жалости. Любители боев сокрушались о том, что интересного и острого зрелища, увы, не получилось, заведомые поддавки окончательно развратили охотников. Кто-то предлагал поскорее уже прикончить пленников, чтобы не мучились, а то и вовсе отпустить. Что толку воевать с калеками.

Поэтому, когда арена внезапно превратилась в древний храм, посреди которого стоял жертвенник, мутанты встретили смену декораций восторженным ревом и аплодисментами, а растерянные охотники так и застыли, размазывая заскорузлыми от крови кулаками пот и с опаской наблюдая за перемещением причудливых голограмм.

Такие же проекции, изображавшие хтонических чудовищ и могущественных небожителей, заполонили коридоры уровня. Асуры и боги пахтали молочный океан, добывая амриту, и великий змей Васуки истекал ядом, грозящим уничтожить все живое, а Шива Натараджа укрощал чудовище. Потом из вспененных молочных волн вышли небесные танцовщицы апсары, самим своим появлением символизируя победу жизни над смертью, и их великая натья, основанная на синтезе музыки и танца, исцелила отравленный мир.

Конечно, единственная плясунья девадаси[29] кружила по помосту, установленному не на арене, а в цеху. Но мастера иллюзий научились создавать двойников и клонов куда раньше, нежели к этому пришли биологи. Савитри впервые выступала без маски, лишь иногда прикрывая лицо и голову покрывалом. И хотя танцевать в пустом цеху было странно и непривычно, она знала, что за каждым ее движением наблюдает весь город, и потому старалась языком танца нритты[30] поведать о том, о чем не смогла рассказать во время заседания совета и донести с помощью предыдущей трансляции.

Ее украшенные звенящими браслетами босые ноги рассыпали причудливые дроби джатисварама, ускоряя темп и сложность комбинаций, вздымались в натарадже. Руки изгибались в древней пластике мудры, языком жестов рассказывая священную историю, а на лице играли причудливые маски абхинаи, языка мимики, регламентирующего выражение губ и глаз.

Переходя от приветствия пушпанджали и зачина аларипу через ряд вариаций к фигурам воспевающего подвиги божества варнама и виртуозной тилане[31], Савитри чувствовала, как ступает по остриям кинжалов, балансируя над бездной. А стопы ее двойников лизал первозданный огонь, в то время пока Шива вел танец создания разрушения, а Вишну-Рама, Лакшмана и Хануман преследовали демонов, отступавших в сторону старого рудника вместе с бойцами, примерившими их личины.

— Это что за каракатица? В кого вы меня превратили? — возмущался Мубарек, примеряя отведенную по сценарию проекцию.

— Дурачина! Это же сам Шива Натараджа! Разрушитель миров, единый с Создателем Брахмой и Хранителем Вишной, — пояснил его сосед Рам.

— Един только Аллах, но его лик незрим, — проворчал Мубарек.

— Не привередничай! — осадил товарища Цветан. — Мне тут вообще вымя пририсовали.

— А мне рыбий хвост, — озадаченно проговорил Лев Деев.

Проекции сработали не хуже слоя «хамелеон». Не только мутанты и охотники, но даже агенты службы безопасности ничего не заподозрили. А уж когда в грудь небесной танцовщицы сразу с нескольких сторон полетели двадцатисантиметровые гвозди, дюбели и штифты, единый возглас ужаса и восхищения сотряс низкие своды, долетев отголоском даже до цеха, в котором плясала Савитри.

Махарани только недобро улыбнулась, бестрепетно продолжая следовать давно отточенным и отработанным движениям нритты и точно зная, что острия не причинят ей вреда. Кудесник и Шаман программу написали добротно. И теперь штативы с нейлерами управлялись процессором Савитри. Сама принцесса лишь следила за тем, чтобы ее летящую пышную юбку и покрывало ненароком не пригвоздило к помосту. Беречь себя не оставалось сил: на месте сердца и так уже много лет пылал погребальный костер, а на ступнях и ладонях проступали стигматы.

Если бы это помогло спасти город и вызволить пленников, она бы, как древние девадаси, рассказчицы историй о победе божества над демонами, ведавшие, что от их мастерства зависит исход битвы, не просто излила душу в танце, но отдала бы жизнь, выплясав и выплеснув всю ее до последней капли. Но разве боги приняли бы ее жертву? Ведь она и так, считай, что не жила.

Впрочем, Савитри не просто исполняла священную натью среди летящих сулиц и стрел, а рассказывала историю преданности и предательства. Она тянула руки к прекрасному и недоступному жениху, а получала в ответ лишь острые колючки насмешек и упреков, ледяные иглы равнодушия и терновые заросли отторжения.