Все дальнейшее произошло в считаные доли секунды. Четырнадцатый дернулся вперед, чтобы поддержать Дмитрия, но Сайрус опередил его. Заграбастав обмякшего Дмитрия в свои объятия, он буквально ввалился вместе с ним в дверной проем. Дверь, отсекая шум и гам праздничного веселья, захлопнулась перед самым носом Четырнадцатого. Некоторое время ему казалось, что музыка все еще доносится до него, но вскоре она стихла. Вокруг опять воцарилась полная и теперь уже кажущаяся неестественной тишина…
Несмотря на мороз, Четырнадцатый вдруг покрылся испариной.
— Барин, а деньги! — бешено заколотил он в дверь кулаками.
Лихорадочно работавшее сознание, казалось, само подсказывало нужные фразы. Хотя нутром Четырнадцатый уже чувствовал, что это бесполезно. Внутри дома стояла такая же полная тишина, как и вокруг. Совершенно машинально, в какой-то прострации, он продолжал отчаянно колотить в дверь.
Наконец послышался шорох, затем звук отпираемых засовов, и в дверном проеме показалась заспанная физиономия.
— Тебе чего?
На агента ФСВ в недоумении уставилось помятое лицо дворецкого с взъерошенными бакенбардами. Было видно, что стук в дверь прервал послеобеденный сон лакея. За его плечами виднелась все та же мраморная лестница, взбегавшая вверх, правда, теперь она была абсолютно пустынна и погружена во мрак, и судя по всему, уже очень давно. Хрустальные люстры были задрапированы в чехлы. Канделябры давно никто не натирал — бронза потемнела и покрылась темными пятнами. Скромно освещенные несколькими свечами обширные покои пустынного дома тонули в полумраке и выглядели зловеще и неприютно.
— А где барин? — на автомате задал вопрос заспанному лакею Четырнадцатый.
— Какой барин? Барыня у нас… — с перепугу начал было дворецкий, но остановился. Растерянность его стала отступать.
Видя, что за взлохмаченным бородатым кучером из черной кареты не показалось ни городового, ни жандармов, привратник приосанился. Маленькие бегающие глазки его под кустистыми бровями засветились злобой сторожевого пса.
— Ты чё это, рожа нечесаная, благородных людей беспокоишь?! Надрался уж где-то! А вот я тебя сейчас да в жандармскую! — начал накручивать обороты надувавшийся важностью дворецкий. — А ну, пошел отседова!
Но Четырнадцатый его уже не слышал. В его мозгу запоздалой догадкой «мигало» только одно слово: «Портал!»
Это был один из тех редчайших случаев в его жизни, когда он не знал, что делать.
Часть пятая
Между прошлым и будущим
Беспокойся не о том, чтобы создать благоприятные возможности, беспокойся о том, чтобы их не упустить.
Глава первая
Таланты и поклонники
Ольга Александровна Жеребцова могла быть недовольна чем угодно, но только не той ролью, которая была ей уготована, казалось, с самого момента ее рождения. В свои не полные двадцать два года она излучала такой блеск славы, богатства, успеха и всеобщего поклонения, что этому могла позавидовать любая придворная красавица. На призывный, слепящий свет, исходивший от нее, слетался, как мошка на горящий в ночи фонарь, весь великосветский Петербург.
Не было сколько-нибудь значительного вельможи или собиравшегося таковым стать придворного, который не спешил бы оказаться в шумной толпе ее поклонников и почитателей. Который не стремился бы занять место в прихожей, перед золочеными дворцовыми дверьми, откуда должна была показаться Она. Который не томился бы надеждой подать ей конец случайно оброненной шали или оказать еще какую-нибудь, пусть самую незначительную услугу, лишь бы только предстать пред взором ее всегда насмешливых, пронзающих насквозь, невозможно-прекрасных глаз. Поговаривали, что сама императрица полюбила уединяться с ней в своих покоях, чтобы обсудить дела, которые мужским ушам обычно слышать не пристало.
Злые языки поговаривали, что всем своим невиданным успехам Ольга Александровна была обязана исключительно «головокружительному карьеру» ее родного брата — Платона Александровича Зубова. И в этом, безусловно, была доля истины. Однако достаточно было узнать Ольгу Александровну чуть поближе, чтобы признать — ее личные качества сыграли не менее важную роль.
Молниеносный взлет к вершинам власти и богатства всех Зубовых, даже на фоне других примеров эпохи екатерининских «временщиков», казался невероятным. Хотя если подходить к этому вопросу с философской точки зрения и помнить о том, что вряд ли что в жизни происходит «вдруг» или «случайно», следует заметить, что мало кто еще, кроме Зубовых, был в то время более «достоин» того, чтобы занять подобное положение.
И если все признавали, что дети у Александра Николаевича Зубова, ныне канцлера и обер-прокурора правительствующего Сената, и его благоверной супруги, Елизаветы Васильевны, как говорится, «удались на славу», то вот настало время, и Слава к ним и пожаловала!