Призраки истории

И Донской, конечно, не простил Олегу участия в заговоре. Как гласит летопись, «по прошествии нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на Олега Рязанского… Землю его всю захватил и разорил — пуще, чем татарские рати».

Олег затаился на три года. А затем, собравшись с силами, с боем взял и разграбил дочиста богатый московский удел — Коломну…

Суди не суди, а это политическая действительность того времени. Все вступали друге другом в кратковременные союзы, роднились (к примеру, через семь лет после Куликовской битвы и через пять лет после разорения Москвы Дмитрий и Олег стали сватами — Дмитрий выдал свою дочь за сына Олега) и тут же предавали друг друга, чтобы затем снова соединиться против вчерашнего друга, а может, и врага… И добром это, как видим, не кончалось. Я имею в виду, добром не кончалось для простых людей, для тех же смердов — извечных жертв истории и деяний исторических личностей…

Закат жизни Олега едва не увенчался большой победой. Объявив войну Литве, он отбил у нее Смоленск. К сожалению, ненадолго. Тут же потерпев поражение, Олег умер. Можно сказать, не сходя с седла.

А просидел он в княжеском седле ни много ни мало — 52 года! И, как писал Иловайский, «весь период самостоятельного княжества для Рязанцев сосредоточился в одном Олеге; более они не помнят ни одного князя. С этим именем связана большая часть остатков старины, разбросанных по долине средней Оки, и большая часть народных преданий».

Обозрим же кратко врагов-союзников, соседей Олега и княжества Рязанского.

Ягайло, Мамай, Дмитрий Донской, Дмитрий Нижегородский, Михаил Тверской, Тохтамыш. Грозная Орда, гигантская Литва, Владимир, Суздаль, уже могучая Москва, богатый Нижний Новгород, богатая Тверь, еще более богатый Новгород.

А маленькая Рязань — одна в чистом поле. Одна против всех.

Не случайно тогда на Руси считали, что самые культурные — владимиро-суздальцы, самые богатые — новгородцы. А самые воинственные — рязанцы.

Даже не любящий Олега за «гнусную измену» историк Карамзин называет его тем не менее смелым, отважным, мудрым, богатым умом.

Говоря житейским языком, вина и беда Олега в том, что в исторически важный момент он оказался не там, где надо…

Вся вина или беда Олега Рязанского в том, что он не был государственным деятелем общерусского масштаба.

Он знал и защищал, как мог, одну лишь свою Рязань!

А дорога и судьба Русского государства в то время шла не через Рязань, а через Москву. Прежде всего потому, что здесь престол митрополита, и московские священники, князья, служивые люди и простолюдины вольно или невольно втягивались в орбиту общерусских интересов, а не интересов какого-либо отдельного княжества.

Общепризнанным авторитетом и собирателем земли тогда мог стать только князь, осененный идеей общерусского православного государства.

А кто им был тогда? Только Александр Невский. К горькому сожалению, великим князем Владимирским, то есть хозяином Руси, он пробыл всего 11 лет… А Олег княжил на Рязани 52 года!

Один Александр Невский, гений земли Русской, еще за 130 лет до описанных здесь событий вынашивал и железом утверждал идею единого государства на основе православной веры.

После него Русь снова погрузилась в кровь и ужас раздоров.

Счастье, что был Дмитрий Донской и его наставник и фактический правитель государства в отроческие годы Дмитрия — митрополит Алексий. Они властью церкви и властью князя собирали Русь в единое государство.

Вот на каком фоне разворачивалась судьба нашего героя — буйного, многострадального князя Олега Рязанского.

С его смертью закончилась одна и началась другая эпоха.

Началась Московская Русь.

А Олег Рязанский остался в прошлом.

Помянем его тихим словом. Мир его праху.

Глава 11 Чего мы хотим от истории?

Сама постановка такого вопроса — чего мы хотим от истории? — глубоко порочна. И неумна по сути. Да мало ли чего мы «хотим»? Какое дело истории до нашего пигмейского человеческого «хотения»? Смешно, право слово… Но мы ж — люди, и потому «хотим». А когда мы, люди, становимся служителями государства, то начинаем считать, что наше «хотение» — для блага и могущества государства. Марк Блок писал, что история как наука существует для оправдания ныне господствующей системы. Или еще для каких оправданий, утверждений, убеждений или заблуждений. Отсюда и все яростные споры, проповеди и отповеди.

Мои очерки в течение десяти лет, в процессе работы над книгой, печатались в десятках российских и американских газет и журналов. И даже вызывали отклики. А поскольку в последние годы письма в редакции приходят единичные (в советские времена носили мешками), то можно считать, что мои заметки вызвали некоторый интерес.