Призраки истории

Вообще, слово «татары» было собирательное, не имеющее прямого отношения к какому-либо отдельному, конкретному народу. И прежде всего, например, к казанским татарам, которые на самом-то деле болгары или булгары, из Великого Булгара на Каме. И я уже писал об этом, о происхождении общего названия «татары». Но сегодня, например, при поездке в Казань, в Татарию, при встрече с казанским татарином у среднестатистического русского человека если и возникнет историческая ассоциация, то однозначная: «А, татары, которые нас…» Хотя Великий Булгар, как и русские города, пал под ударами Батыя, хотя само Казанское ханство просуществовало всего один век, оно не угрожало и не могло угрожать Руси по причине несоизмеримости сил, и не Казань завоевывала Русь, а как раз наоборот, Русь завоевала Казань… То есть Русь была агрессором. Но опять же с оговорками. Войны и противостояния народов не было. Это были разбирательства наследников Золотой Орды. В которых главным наследником Папы стал Московский царь. Как писал, напомню, историк князь Н. С. Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». И ханы Казанские и Сибирские приняли это как… историческую объективность. При этом, по старым ордынским законам, никто не был низвергнут. Казанский и Сибирский ханы имели при Московском дворе все царские почести, именовались царями и на всех церемониях их имена произносились после имени Московского царя… Впоследствии потомки Едигера Казанского (в крещении — Симеон), Кучума Сибирского и других перероднились с царскими родичами и стали просто русскими князьями. Так что память народная — аргумент весомый, но не всегда бесспорный. Ее, память, можно формировать направленной информацией или же, наоборот, полным отсутствием информации.

Но тут, с «татарами», дело еще и в наложении. Одно наложилось на другое, другое — на третье, третье — на четвертое, и все вместе стало называться «татары».

Начнем с половцев. При всем родстве половецких ханов с русскими князьями «походы» были. Как в ту, так и в другую сторону. Причем Киевская Русь была сильнее половцев, и половцы, соответственно логике, от русских понесли потерь больше, чем русские от половцев. Но мы не помним беды, которые принесли другим, зато помним несчастья, которые доставили нам другие. Это закон человеческой памяти и психологии. Половцы принимали участие почти в каждом «походе» — междуусобной военной сваре русских князей, — из которых, «походов», и состояла тогдашняя жизнь. К примеру, в начале 1203 года половцы ворвались в Киев, жгли и грабили город нещадно. «Якого же зла не было от крещения над Киевом…» — свидетельствует летопись. Правда, грабили они не просто так, а в качестве платы за участие в походе, потому что пришли сюда не сами, а по найму, с черниговскими и смоленскими ратниками, во главе со смоленским князем Рюриком Ростиславичем. А вообще всей антикиевской операцией и наймом половцев руководил князь Игорь Святославич — герой «Слова о полку Игореве», сват хана Кончака. Но эти детали через сколько-то лет забываются, а память о половцах остается.

Затем — уже поход Батыя, потрясший Русскую землю. Киев, Рязань, Владимир, Козельск… — это была жестокая война, которая не могла не оставить следа. И какими бы ни были отношения потом, но это все равно отношения вассала и сюзерена, победителей и побежденных. Чужие есть чужие. Никто ж не помнит лютой и вечной вражды и резни между суздальцами и рязанцами, к примеру, потому как теперь все свои, а чужие, повторю, — это чужие… А страшная резня, страшный ордынский поход Неврюевой рати, которую привел Александр Невский на войну со своим братом Андреем? Потом были «Дедюнёва рать», «Ахмылова рать» и другие «рати»…

Те времена давние, и осталась ли память о них в народе, передавалась ли из поколения в поколение или стерлась, затерялась — судить трудно, почти невозможно. Говорю так потому, что, собственно, в русской народной памяти свою роль сыграла высокая культура Руси, письменность. У бесписьменных народов исторические события передаются из поколения в поколение в виде сказаний. Но как только приходит письменность, устный эпос исчезает. А в Великом Новгороде уже в VIII–IX(!) веках обычные люди обменивались берестяными записками, как Чехов и Суворин письмами в Москве XIX века!