Основное обвинение Ренникова заключалось в том, что у немецкой аристократии Прибалтийских губерний много родственников в Германии, как среди политической, так и среди военной элиты. По его подсчетам, в Германской империи проживало 1746 родственников русских баронов. Причем подсчет велся примитивным образом, на основе русских и немецких адресных книг. Так, у Остен-Сакенов там имелось 34 родственника, у Врангелей – 9, у Ливенов, Штакельбергов, Тизенгаузенов и Энгельгардтов по 10, у Унгерн-Штербергов – 12, у Гротгусов – 13[25]
. Однако журналист умалчивал не только о том, что совершенно логично и неудивительно немцам иметь родственников в Германии, но и то обстоятельство, что большинство из них принадлежало к очень дальним генеалогическим ветвям, объединенным разве что общей фамилией и гербом.Основной акцент в книге ставился на работу немецких союзов, и в первую очередь российского Deutscher Verein, который якобы являлся не только центром культурной и общественной жизни русских немцев, но и чуть ли не германской резидентурой и центром продвижения германских интересов. При этом доказательная база враждебности этой организации опиралась в основном на слухи и бесконечные перечисления немцев на руководящих постах в прибалтийской администрации, в том числе в полиции, а также на отдельные эмоциональные публикации в российских немецкоязычных газетах. В ответ Ренникову были опубликованы две книги депутата Государственной думы барона А.Ф. Мейендорфа, скрупулезно изучившего практически каждое предъявленное обвинение и давшего аргументированный ответ[26]
.Селитренников был опытный журналист, но ему не удалось собрать весомых доказательств измены, а отказы «Нового времени» публиковать приходившие в редакцию опровержения лишь ставили под вопрос сами обвинения. Необходим был голос ответственного государственного служащего. В качестве затравки для шпионского дела были использованы многочисленные рапорты и письма нервнобольного ротмистра пограничной стражи И.И. Рябцева, направлявшего их во все возможные органы военной власти. Он отмечал якобы огромные масштабы германского шпионажа на островах Моонзундского архипелага[27]
. Одно из писем Рябцева попало в руки начальника города Аренсбруга полковника П.В. Родзянко, родного брата председателя Государственной думы М.В. Родзянко. История была доведена до председателя думы, который немедленно включился в создание контрразведки и борьбу с германским засильем на островах[28]. Фактический правитель Прибалтийских губерний П.Г. Курлов вспоминал о роли П.В. Родзянко в политизации конфликта. «Этот совершенно неуравновешенный человек вообразил себя генерал-губернатором, произносил зажигательные речи, позволяя себе злоупотреблять даже именем Государя Императора, и отдавал целый ряд распоряжений по гражданской части, так что мне пришлось даже запросить главнокомандующего VI-й армией: какими административными полномочиями облечен этот войсковой начальник? Поступивший ответ указал, что обязанности его ограничиваются строевой частью его дружины. Такое разъяснение дало мне возможность охладить пыл полковника Родзянко, но я вызвал вражду к себе как с его стороны, так и со стороны брата, председателя Государственной Думы, который, по-видимому, принимал деятельное участие в поддержке своего родственника».«Расследование» немецкого шпионажа требовало более серьезных фигур, чем журналист Ренников, самовлюбленный полковник Родзянко или психически неуравновешенный ротмистр Рябцев, чье физическое и умственное переутомление не давало возможности поручить ему ведение следствия. Необходим был опытный розыскник, обладающий необходимыми полномочиями и навыками. Эстляндская и лифляндская жандармерия с недоверием относилась к лихорадочной ловле шпионов, считая ее проявлением шпиономании военных властей. Особенно скепсис усилился после дела подполковника С.Н. Мясоедова. Необходимо было также правильно выбрать точку нанесения «удара»: гнездом шпионажа, к примеру, в Риге было никого не удивить. Бонч-Бруевичем была выбрана идеальная локация острова Моонзундского архипелага (Эзель, Моон, Вормс и Даго), строящиеся в спешном порядке укрепления которых прикрывали от немецкого флота вход в Рижский залив и далее морской путь к Петрограду. Обнаруженная измена в этой ключевой точке обороны Прибалтики могла иметь эффект информационной бомбы.