Призраки Маркса. Маркс и сыновья

Штирнера и в самом деле часто читают как мыслителя–фихтеанца. Но все же этот Я, этот живой индивид, захвачен своим собственным призраком, который в нем обитает. Он все же сформирован призраками, хозяином которых он отныне стал и которые он объединил в призрачное сообщество единого, единственного тела. Я = призрак. Стало быть, «я есмь» могло бы означать «меня неотступно преследуют»: меня неотступно преследую я сам, который есмь (преследуемый мною самим, который преследуем мною самим, который есмь… и т. д.). Повсюду, где имеется Я, es spukt, «мерещатся призраки» (Идиома «es spukt» играет во всех этих текстах, как и в работе Фрейда «Das Unheimliche», особую роль. К сожалению, перевод этой идиомы никогда не передает связи между безличностью или квази–анонимностью операции [spuken], где отсутствует действие, нет реальных субъекта и объекта, и возникновением некоего образа — привидения [der Spuk]: это (оно) не просто «бродит», как мы только что рискнули перевести, но, скорее, это «возвращается», это «привиденится», это «видится». Основной модус самоданности cogito как раз и есть видение, навязчивое «es spukt». Конечно, если следовать логике обвинительной речи, то здесь говорится именно о штирнеровском cogito, но разве эта граница так уж непреодолима? Нельзя ли распространить эту гипотезу на всякое cogito? На картезианское cogito, на кантовское «я мыслю», на феноменологическое ego cogito [118]. Реальное присутствие уготовано здесь некоему пресушествленному, евхаристическому Нарциссу. По сути, штирнеровскому живому индивиду, уникальному Я, является свой собственный призрак. Сам индивид причащает самого себя: «сие есть тело мое». Впрочем, Санчо–Штирнер и Христос похожи друг на друга, как два «земных воплощения» (beleibte Wesen), замечает Маркс, которому недостаточно непрестанно подчеркивать христианско–гегельянское измерение этого предприятия, и, следовательно, напоминать, что всякая феноменология — это феноменология духа (скажем иначе: то есть феноменология призрака) и что, как таковая, она не может затушевать свое христианское призвание. Маркс стремится проанализировать и демонтировать то, что, с его точки зрения, представляет собой «конструкцию» в буквальном смысле. Итак, чтобы деконстру– ировать нечто, напоминающее спекулятивную систему, а иногда — попросту спекулятивные построения и новую форму морализаторства, Маркс предполагает, что внутри штирнеровского фантазма это сходство с Иисусом Христом предстает как тождество, как уникальное единение: «Санчо — это современный Христос, вот его «idiie fixe», к которому с самого начала «тяготеет» вся эта историческая конструкция (dieganze Geschichtskonstruktion)» (О.С., р. 419). Систематическое исследование неизбежным образом выявило бы следующее: тема пищи, Вечери и гостии пересекаются с критикой языка, переодеваний и уловок, которые всегда строятся на наивном доверии к возможностям языка (злоупотребление объяснительными этимологиями, обыгрывание омонимов, привилегия именования, автономизация языка и т. д.[119]).

Здесь возникает еще один вопрос, и это вопрос о методе, второе введение (Anleitung) в духовидение: каким образом мир преображается в «призрак истины» (in das Gespenst der Wahrheit) и как человеческое «я» преображается «в освященную и призрачную сущность» (in einen Geheiligten oder Gespenstigen)?. Этот критический вопрос поначалу задается святым Максом (Штирнером) Шелиге в ходе некоего воображаемого диалога. Последний оказывается обвинен в том, в чем Маркс как раз и упрекает Штирнера, а именно — он не должен «изумляться», « отныне не обнаруживая в себе ничего, кроме призрака» (in sich «nichts als einen Spuk finde»). Коль скоро Шелига в самом деле преображает предмет, его перестают интересовать детали, он рассматривает предмет обобщенно, он ставит свое дело на промышленную основу, он учреждает первое «оптовое производство призраков» (Erste Gespensterfabrikation im Großen). Он верит в то, в чем его обвиняет и что использует против него Штирнер: что истина постигается в качестве призрака (die Wahrheit als Gespenst). Но ведь это как раз то, за что Маркс и упрекает святого Макса! Именно из–за этого он набрасывается на него с таким ожесточением, воспроизводя игру положений и противоположении, которая приведет его к «арифметической последовательности приложений», «диалектическому методу»[120], которым будут потом притворно восхищаться. Головокружительная асимметрия: техника, используемая, чтобы обрести видения, чтобы видеть призраков, на самом деле является техникой, позволяющей призракам видеть тебя. Призрак — вот что всегда смотрит на меня. Вот «Метод видения духов» — сначала следует преобразиться в убогого простака, т. е. поставить себя (sich setzen) на место Шели– ги, а затем обратиться к самому себе, будто это святой Макс говорит теперь самому Шелиге: взгляни на мир, который Тебя окружает и спроси себя — разве ты не чувствуешь повсюду духа, который смотрит на Тебя! (aus Allem Dich ein Geist anschaut!)»