Призраки не лгут

— Девочка рассмеялась, сказала, что у нее будет ребеночек. Даниелю было всего шесть, и он по какой-то причине перепугался…

— А дальше? — прошептала Диса.

— Он велел обеим девочкам закрыть глаза, подобрал с земли тяжелый камень и забил Ильву насмерть.

Диса перестала жевать и, бледная, слушала, как Флора побежала к отцу и рассказала, что произошло.

— Но отец любил Даниеля и встал на его сторону. Он потребовал, чтобы Флора взяла свои обвинения назад. Напугал, что всех лжецов бросят в огненное озеро.

— И она отказалась от своих слов?

— Она сказала, что соврала, и за такое ужасное вранье ее изгнали из дома навсегда.

— Флора отреклась от того, что видела… и соврала, сказав, что соврала, — задумчиво произнесла Диса.

— Именно так. — Йона протянул руку через стол и коснулся ее пальцев.

Он думал о Флоре. Она была совсем маленькая и довольно быстро забыла прежнюю жизнь, своих первых приемных родителей и брата.

Теперь комиссар прекрасно понимал, что всю свою жизнь Флора построила на лжи. Она врала, чтобы другие были довольны. Прошлое напомнило о себе лишь тогда, когда Флора услышала по радио об убийствах в Бригиттагордене, о девочке, закрывшей лицо руками.

— А что с воспоминаниями Флоры? — спросила Диса и подвинула Йоне тарелку.

— Я звонил Бритт-Мари, спросил, можно ли до них докопаться.

— Жене Нолена?

— Да. Она психиатр и вроде бы считает, что это не так сложно.

Йона подробно пересказал услышанное от Бритт-Мари: существует множество моделей объяснения того, как потеря памяти связана с посттравматическим стрессом. Мощный выброс адреналина и гормонов стресса влияет на долговременную память. При серьезной психологической травме воспоминания могут сохраниться в мозгу почти нетронутыми. Но такие переживания оказываются погребенными в памяти, замороженными, поскольку эмоции не были переработаны вовремя. Но при соответствующем стимулировании воспоминание может внезапно всплыть в виде физических ощущений и образов.

— Сначала Флору потрясло сообщение по радио, она и сама не знала почему. Рассчитывала заработать, если кое-что сообщит, — рассказывал Йона. — А когда в ее памяти начали всплывать реальные картины, она решила, что это привидения.

— А может, это правда были привидения? — предположила Диса.

— Может, — кивнул комиссар. — Как бы то ни было, Флора начала говорить правду и стала тем свидетелем, с помощью которого загадка разрешилась.

Йона поднялся и задул свечи на столе. Диса забралась к нему под плед, обняла его. Они долго стояли обнявшись. Йона вдыхал запах ее волос, чувствовал, как на тонкой шее бьется жилка.

— Я так боюсь, что с тобой что-нибудь случится, — сказал он. — Вот в чем все дело. Только поэтому я держался от тебя на расстоянии.

— Что со мной может случиться? — улыбнулась Диса.

— Ты можешь пропасть без вести, — серьезно ответил он.

— Никуда я не пропаду.

— Когда-то у меня был друг, Самюэль Мендель… — тихо начал было комиссар, но умолк.

Глава 183

Выйдя из здания полицейского управления, Йона направился вверх по крутому тротуару Крунубергспаркена, к старому еврейскому кладбищу. Привычной рукой снял проволоку с внутренней стороны ограды, открыл и пошел дальше.

Среди темных могильных камней виднелось новое семейное захоронение; на плите значилось: «Самюэль Мендель, его жена Ребекка и сыновья Йошуа и Рубен».

Йона положил круглый камешек на вершину надгробия и постоял с закрытыми глазами. Пахло сырой землей; шелестели листья, когда ветер пробегал по кронам деревьев.

Самюэль Мендель был по нисходящей линии родственником Коппеля Менделя, который, будучи в оппозиции Аарону Исааку,[19] купил это место на кладбище в 1787 году. Хотя на кладбище никого не хоронили с 1857 года, оно все эти годы оставалось местом упокоения родственников Коппеля Менделя.

Самюэль Мендель был комиссаром уголовной полиции и первым напарником Йоны.

Они стали близкими друзьями.

Самюэлю было всего сорок шесть. Йона знал, что в семейной могиле он лежит один, хотя на надгробии высечены имена всей семьи.

Первое совместное расследование Йоны и Самюэля стало их последним совместным расследованием.

* * *

Уже через час Йона вернулся в прокуратуру, в отдел по делам полиции. Он сидел в кабинете с Микаэлем Боге, руководителем служебного расследования, его секретарем Хеленой Фьорине и прокурором Свеном Виклундом.

Желтый свет, горящий в коридоре, бросал блики на полированную мебель и отражался в стеклянных дверцах, за которыми стояли красиво переплетенные книги по юриспруденции, полицейские постановления, тома конституции и прецедентные решения, принятые Верховным судом.

— Я собираюсь принять решение о возбуждении уголовного дела против вас, — объявил Йоне прокурор и погладил рукой кипу документов. — В этих материалах нет ничего, что говорило бы в вашу пользу.

Он откинулся на заскрипевшую спинку стула и встретил спокойный взгляд комиссара. В кабинете слышались только шорох, с которым Хелена водила ручкой по бумаге, и короткое дыхание самой Хелены.

— Насколько я вижу, — сухо продолжил Свен Виклунд, — единственная возможность избежать суда для вас — это внятное объяснение.