Призраки не умеют лгать

Мы следили за спускающимся вниз псионником, каждую секунду ожидая подвоха. Специалист остановился, когда до дна оставалось не более полутора метров. Он замер и резко дёрнул головой, напомнив мне того, другого Гоша, который вогнал нож мне под ключицу. Сименов всматривался в густое переплетение корней, но видел что-то или нет, оставалось лишь гадать. Он протянул руку, отдёрнул, отмахнулся от чего-то невидимого, достал из кармана платок и, обмотав вокруг ладони, вытащил из земли небольшую коробку. Тайник был устроен в одной из ниш, в которых так удобно ставить ноги, и спрятан за корни дерева.

— Нет, — голос Порфийи сорвался на визг, и, если бы не настоятельница, она бы свалилась вниз. Она не замечала ничего: ни снега, ни сглаженного временем края оврага, ни пустоты под руками.

— Полно — полно, успокойся, — женщина попыталась прижать монашку к себе, но та с силой оттолкнула её, да так, что настоятельница упала.

Раздались нестройные выкрики. Я оглянулась, позади уже успело собраться два десятка женщин в чёрных и серых одеяниях.

В руке у Гоша тускло поблескивала жестяная коробка, мама в таких хранила чай или пуговицы. Пальцы, обмотанные платком, чуть подрагивали, он очень стараться не коснуться находки голой кожей.

— Я всего лишь хотела уйти отсюда, всего лишь уйти, — Порфийя схватилась за голову.

Псионник стал осторожно взбираться обратно, и, судя по движениям, не столько боялся упасть сам, сколько уронить жестянку.

К настоятельнице подбежали сразу две послушницы, но она, сумрачно взглянув на раскачивающуюся Порфийю, поднялась без их помощи. Над краем оврага появилась каштановая макушка парня, женщина тут же протянула к нему руки с загнутыми пальцами, похожими на садовые цапки.

— Лена, — позвал парень напряжённым голосом, — здесь привязка.

Я наклонилась и под разочарованный стон монашки выхватила из его рук коробку. Мы, люди, существа толстокожие, наша энергия внутри нас, надёжно спрятана за силой личности, призраку до неё не добраться. Он может атаковать разум, но не может забраться внутрь. Мы можем водить на поводке хоть блуждающего, хоть бультерьера. Псионники, энергия которых преобладает над личностью, как оказалось, уязвимы. Для призраков специалисты словно огонь, если приблизиться, можно сгореть, но если костёр разводят на твоей могиле, ничего не остаётся, кроме как выпить эту энергию, хотя бы ради того, чтобы не обжечься.

Гош выбрался из оврага, кровь из рассечённого лба больше не шла, на коже, несмотря на холод, выступил пот.

— Открой, — попросил он, пальцы всё ещё подрагивали, будто он нёс килограммовую гирю.

Потёртая крышка слезла с коробки крайне неохотно. Тайнику не больше года, иначе в нашем климате она бы совсем заржавела и облезла. Внутри что-то громыхнуло, так пара — тройка фасолин перекатывается в пустом эмалированном тазу.

Мы заглянули в потускневшее от времени нутро. Порфийя в очередной раз всхлипнула, настоятельница прищурилась и выпрямилась. В коробке лежала кость. Я не биолог, не медик, не археолог, но эта вытянутая штука очень напоминала то, что остаётся от куриной ножки после обеда.

— Это даже не осквернение, — сказал Гош, — Это нарушение целостности объекта.

— Отдай! — монашка стала подниматься.

— Вы знали, что призрак здесь? Знали и молчали? — парень посмотрел на настоятельницу. — Работы брошены, материалы гниют, ни одного человека поблизости, — он обвёл рукой округу.

— Мы живём в мире со всеми божьими созданиями, — пафос фразы был испорчен очередным то ли смехом, то ли воем. — Порфийя?

— Да пошла ты, — монашка отняла руки от лица, из-под чёрного, сползающего на лоб платка нас ожёг злой взгляд. — Что Порфийя? Меня Палия зовут. Святую строит. Как бормотуху местным продавать, так Порфийя, не самой же ручки пачкать. Призрак завёлся, так Порфийя терпи. А когда к самой хвост привязался, сразу отступницу позвала, ни дня не вытерпела.

— Отступницу? — Гош уцепился за слово, — эту? — он похлопал себя по куртке и вытащил потёртую фотографию, которую не один день таскал в кармане. Эми улыбалась с куска картона одной из самых соблазнительных улыбок, — или другую? Говорите. Неужели вы не понимаете, чем дальше, тем хуже, в первую очередь вам. Сколько ещё сестёр вернулось? Сколько ходит из кельи в келью?

Монашки, собравшиеся за спиной, зашумели, слышались всхлипы и торопливые молитвы.

— Вы уберёте её отсюда? — она указала на коробку.

— Да.

— Хорошо, мы вызывали человека ваших способностей. Неофициально.

— Человека? Неофициально?

— Эмилию Шмиль, это её тётка вернулась сюда, уж не знаю, почему.

Я могла бы ей ответить. Потому что она ненавидела место, в котором прожила большую часть жизни. Сожалею, но призраки не врут.

— Не в службу же контроля мне звонить, — настоятельница поджала губы. — Кладбище досталось нам от прежней матушки, ничего было не исправить. Да и разве пристало божьим людям звать на помощь безбожников? Митириада говорила, что племянница её мужа — псионник, вот я и позвонила Эмили, она приехала.

— По документам, Эми сирота, — проговорил Гош.