Даже Фима, хотя оскорбления к ней и не относились, могла бы сказать Константину, что он изначально совершил большую ошибку, когда повел диалог в таком тоне. Совсем не то у него было положение, чтобы так разговаривать с Вероникой.
И тут Фиме померещилась за окном какая-то тень. Она подняла голову и вгляделась в наступавшую ночную тьму. Неужели там Арсений? Неужели подкрепление прибыло? Но, увы, это был не Арсений. Вошедшая в этот момент в дом женщина была совсем не из числа полицейских. Это была Светлана Игоревна – тетка Вероники, благородная женщина, заменившая девочке погибшую мать. В руках у нее был внушительных размеров железный лом, на конце измазанный чем-то темным.
– Тетя, что же ты за ним не следила? – воскликнула Вероника. – Он чуть насмерть не замерз.
– И пусть бы подох! Туда ему и дорога!
И женщина плюнула на Константина. Тот дернулся, но в его положении много не подвигаешься, и плевок все равно угодил в него.
– Если бы он помер, как бы я узнала о том, кто еще был с ними в сговоре? – воскликнула Вероника. – Об этом ты не подумала?
– Ох, Вероничка, не лежит у меня сердце к тому, что ты затеяла. И личности возле дома какие-то темные шастают. Уж не его ли сообщники к нам подбираются?
– Какие еще темные личности?
– Уж не знаю, а только терся сейчас один возле нашего дома. Я возвращаюсь, смотрю, он в окошко заглядывает. Ну, я ломик-то взяла, и хрясь! По башке его и приложила.
У Фимы внутри так все и оборвалось. В то, что возле дома Вероники могут бродить толпы ярых поклонников Константина, она не верила. А вот в то, что тут мог оказаться Арсений, который и схлопотал по голове от бдительной тетушки, вполне.
И Фима воскликнула:
– Что с тем человеком? Вы его убили?
– Прямо! – с досадой проворчала тетка. – Убьешь такого шустрого мерзавца! Удрал!
– Вы же его ломом ударили!
– Ударила.
– По голове! Как же он мог удрать?
– Да силы-то в руках уже не те. А у него на голове капюшон, под капюшоном шапка, да еще и шарфом весь по самые брови замотан. Оглушила чуток, но все равно двигался шустрее меня – старухи. Слышь, Вероничка, отпустила бы ты этого доходягу, посмотри, он и так едва жив. Хватит с него, сама ведь говорила, мать твою этот гаденыш не убивал.
– Нет, пока не скажет, кто был с ним в доле, не отпущу.
И Вероничка вновь защелкала клещами.
– Снимите с него рубашку! – распорядилась она, словно врач. – И спустите ему брюки.
– Это ты что же удумала? – нахмурилась тетка. – Калечить его будешь?
– Кто не со мной, тому лучше выйти.
– Вероничка, – вкрадчиво произнесла ее тетка. – Отдай мне инструмент.
Но Вероника неожиданно набросилась на тетку и, невзирая на сопротивление, выставила ту за дверь.
Потом она нехорошо глянула на Фиму, и та поспешила напомнить:
– Я с тобой!
Вероника улыбнулась и подошла к Константину. Взгляд у нее блуждал. Руки, в которых она держала клещи, дрожали.
Неожиданно Константин заорал, а на его груди пониже правого соска появилось красное пятно.
– Это тебе вперед наука. А сейчас я за местечко чувствительней цапну.
Живот и впрямь оказался более чувствительным или клещи Вероника сжала посильней, но заорал Константин громче и кричал на этот раз дольше. Ему было больно. Фима закрыла уши, чтобы не слышать воплей, а вот Вероника выглядела довольной.
– А теперь самое интересное, – пообещала она пленнику. – Что у тебя там, в штанах? Доставай да показывай мне свое хозяйство, давненько я на него не любовалась. Хвастайся!
Но Константин совсем не был склонен хвастаться. Никогда прежде Фиме не доводилось видеть столь стеснительного мужчину. Константин извивался и елозил по полу всем телом, стремясь не позволить Веронике добраться до его паха. Но что он мог, связанный? Силы были явно неравны. И очень скоро Вероничка оседлала пленника, содрала с него штаны, и Константин заверещал так высоко и тонко, что Фиму прямо в пот кинуло.
А затем она увидела, как клещи приближаются к самому заветному, что есть у каждого мужчины.
– Нет! Я так не могу! – воскликнула она. – Вероника, достаточно! А вы, Константин, разве не видите, что она настроена очень серьезно? Выдавайте быстро всех своих сообщников, а не то лишитесь самого дорогого!
Она имела в виду жизнь, но Константин понял ее по-своему.
– Я скажу! Я все скажу! В живых уже никого не осталось. Я и Зимин – последние мы были. Все остальные кто умер, кто в монастырь ушел, кто в отшельники подался. Никому эти деньги радости не принесли, словно их прокляли. Чем больше мы тратили деньги, тем больше их у нас появлялось. Только чем больше у нас было денег, тем поганей мы себя чувствовали. Как будто бы душу из нас кто-то выпивал. Если раньше мы пустяку радовались, то теперь тратили миллионы, а счастья в нашей жизни день за днем становилось все меньше. И так день за днем, год за годом. Если хочешь, убивай! Я и так уже давно мертв!
Вероника не заставила его повторять.
– Ну, раз ты сам этого просишь…
И она повернулась к нему. Клещи были откинуты в сторону, а в руках у Вероники появился топорик. Небольшой, но ладный топорик.