— Свиные ножки, — доложил папаша Лопес. — Душистый перчик, лавровый листик, бутончик гвоздички. Чесночок, морковушка, сельдерейчик. Варим до готовности, запекаем, кушаем. Я бы сказал: кушенькаем.
— А это?
— Свиные ушки.
— Перчик, листик?
— Сеньор кулинар? Добавьте обжарку в меду, и дело в шляпе!
— Но ведь это очень вредно для здоровья!
— Очень, сеньор!
— Вы уверены?
— Никаких сомнений, сеньор! Вредней не сыщете!
— Великий Космос! — Монтелье пальцами взял ломтик жареного уха, принюхался. По лицу его, мрачному лицу циника и тирана, бродила детская улыбка. — Как же это все вредно! А я-то думал, за каким чертом лечу в вашу дыру…
— Дыра, сеньор! — возликовал папаша Лопес. — Исключительная дыра!
— В этой дыре, — добавил Луис Пераль, — я праздновал свой юбилей. Суеверие, знаете ли. Здесь все началось, здесь и закончится. В «Гусе и Орле» однажды справят поминки по вашему покорному слуге. Мы, шуты гороховые, суеверны сверху донизу. Уронив страницу с текстом, я до сих пор становлюсь на колени поверх оброненного. Представляете? А ведь у меня докторская степень…
Монтелье грозовой тучей навис над свиными ножками. Обобщение «мы, шуты» не понравилось режиссеру.
— Под дырой, — заметил он, — я имел в виду всю Террафиму. Сверху, как вы изволили заметить, донизу. Но если сеньоры настаивают…
— Настаиваем! — подтвердили хозяин и драматург.
— Настаиваем! — грянула троица из угла.
— …то кто я такой, чтобы спорить?
Воцарилось молчание, нарушаемое чавканьем и чмоканьем.
— Итак, предложения, — прошло немало времени, прежде чем режиссер откинулся на спинку стула. — Сеньор Пераль, ко мне обратились «Мохендович и внуки». Они хотят новеллизацию «Колесниц судьбы». Имеется в виду художественный текст, написанный по мотивам фильма…
Пераль улыбнулся:
— Я в курсе, что значит новеллизация.
— Но вы не в курсе, что планируется сериал. Фильма не хватит, и вашей пьесы не хватит. Надо будет привлекать дополнительные сюжетные ресурсы. Итак, первое предложение: вы возьметесь писать новеллизацию?
— Нет. Я драматург, а не прозаик.
— Деньги вас убедят?
— Нет.
— Я так и знал.
— Но вы продадите права на создание новеллизации?
— Да.
— С предложениями все. Условия контракта мы обсудим дополнительно. Я летел сюда не за этим, сеньор Пераль. Скажите, как поживает ваш сын?
— Поживает, сеньор Монтелье. Все еще поживает.
— Вы правы. Поживает, и это повод для отцовской радости. Сеньор Пераль, я в курсе проблем вашего сына. Страсть, месть, бегство, погоня…
— Вы хотите мне посочувствовать?
— Нет.
— Хотите выразить свое сочувствие моему сыну?
— Нет. Моя профессия — жестокая профессия.
— Тогда чего же вы хотите?
— Я предлагаю сделать историю Диего Пераля частью будущей новеллизации. Сиквел «Колесниц судьбы». Судьба отца и сына, как перекличка через тридцать лет. Это лучший сюжетный ход из всех, мне известных. Если вы согласитесь, я уже сегодня начну думать над новой визуализацией. Книга не написана, мы даже не знаем, кто возьмется ее писать, но клянусь вам, сеньор Пераль… Это будет бомба в мире арт-транса. Вам нравится название «Тридцать лет спустя»?
Луис Пераль поднялся из-за стола:
— Господа! Минуточку внимания!
— Виват Чуду Природы! — откликнулись головорезы.
— Господа, вы предлагали мне нашинковать ломтями этого сеньора. Предложение остается в силе?
— Обижаете, сеньор Пераль! В любой момент!
— Благодарю вас, друзья мои! В случае необходимости вы будете первыми, к кому я обращусь за содействием. Итак, сеньор Монтелье, — драматург наклонился к режиссеру близко-близко, едва не упершись лбом в лоб телепата. Казалось, «el Monstruo de Naturaleza» желал перекачать мысли собеседнику напрямую, кратчайшим путем, — вы прилетели на Террафиму, чтобы уговорить меня продать вам жизнь моего сына. Дьявольское искушение, право слово! Вы — сам сатана, приятель! И знаете, что? Я согласен! Но при одном условии…
Монтелье отстранился:
— Я весь внимание.
— Финал, — сказал Луис Пераль. — Никаких трагедий, ясно? Кто бы ни писал, кто бы потом ни ставил — никаких трагедий. Финал я напишу лично. И вы скорее лопнете, чем измените в нем хотя бы запятую!
— Допустим, — кивнул Монтелье.
— Мы зафиксируем наш уговор в контракте? Я настаиваю.
— Допустим. Но что, если судьба распорядится иначе?
— Судьба?
Луис Пераль взялся за кружку, как за шпагу:
— Кто она, ваша судьба? — белое руно волос драматурга стояло дыбом. Так встает шерсть у волка на загривке. — Продюсер? Директор театра?! Бог из машины?! Повторяю: финал я напишу сам, и черт ее дери, вашу судьбу!
— Суеверие? — спросил Монтелье.
— Если угодно.
— Мы, шуты… — начал было режиссер.
Замолчав, он потянулся за вином. Больше всего на свете Монтелье сейчас хотелось узнать, о чем думает Пераль-старший. Закон удерживал телепата в рамках приличий, закон и этика, и самодисциплина, годами упражнений превращенная в сталь. Но был миг, когда Монтелье едва не плюнул на все ограничения.
Был и прошел.
Часть 1
Китта
Глава первая
Одна девушка и миллион проблем