Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул

— Мне можно. Пока наши интересы не столкнутся. — Казалось, из-под седых косматых бровей на Муна с угрозой нацелились два дула. — Эвелин Роджерс должна выйти замуж за Рамиро Вилья.

— Вернее, за папу римского, — усмехнулся Мун. — Поскольку я не собираюсь сватать ее за патриарха константинопольского, не вижу никаких причин говорить со мной таким тоном.

— Она сильно изменилась, и виноват в этом Хью Браун! — Падре Антонио в упор взглянул на своего собеседника.

— А я тут при чем? — Пожав плечами, Мун быстро перевел разговор на более нейтральную тему. — Не понимаю, почему вы так стараетесь спасти именно ее душу, а не любую другую?

— Нет дела более угодного богу, чем вернуть в лоно истинной церкви великого грешника, — немного высокопарно объяснил священник.

— Что ж, возьмитесь за меня! — предложил Мун. — По части грехов я тоже представляю собой некоторую ценность.

— Из вас в лучшем случае получился бы верующий богохульник… — Падре Антонио неожиданно рассмеялся. — Можете меня не опасаться. Таких, как вы, я оставляю в покое. Вы ведь видели моего негра. Как был, так и остался язычником. У него есть божок, слепленный из хлебной мякины. Сначала помолится, а потом съест.

— Довольно удобная религия. Но от хлебного божка до католического бога не такое уж большое расстояние.

— Во всяком случае, недостаточно большое, чтобы помешать стать католиком. Но как язычник он меня больше устраивает. Слуга знает только один из языков банту, и я единственный человек, который его понимает, поэтому он мне так предан. А прежде чем обратить в католическую веру, необходимо научить латыни.

— Чернокожий слуга, выражающий свою преданность на языке литургий, — это довольно оригинально, — съязвил Мун.

— Но вы забываете, что на той же латыни он мог бы меня предать, а это не слишком оригинально, — жестко ответил падре Антонио.

Мун невольно съежился.

— Между прочим, кто такой святой Хулиан? — спросил он, вспомнив полученную от дона Бенитеса лубочную открытку. Спросил просто так, чтобы хоть чем-то разрядить гнетущую атмосферу. Он чувствовал себя чуть ли не преступником, представшим перед всевидящим оком святой инквизиции.

— У нас столько святых, сколько абонентов в телефонном справочнике… Между нами говоря, святые не моя специальность. Бог нуждается не в святых угодниках, а в солдатах, в людях, которые стойко переносят страдания и мужественно умирают.

— И если надо, так же мужественно убивают? — с вызовом спросил Мун.

— Если надо — да! Но живой союзник ценнее мертвого врага. — Падре Антонио сменил угрозу на мирное предложение. — Не советую вам слишком доверять генералу Дэблдею.

— Это совет в счет будущего союза?

— Расценивайте как угодно. Я бы рассказал вам больше, если вы, в свою очередь, скажете мне, кто такой Хью Браун.

— А ваше мнение?

— Я навел справки. Он не сын пуговичного короля, у того Брауна вообще нет сыновей. Остальное рассчитываю услышать от вас. Вы знаете, кто такой Хью Браун?

— Возможно. Но если бы все делились своими тайнами, на свете стало бы скучно жить. Я, например, не спрашиваю вас, почему клерк панотаросского отделения после моего визита звонил именно вам.

— О, это все очень просто. Клерк знал, что я еду в Малагу, и просил меня передать насчет чека. А к банку я имею самое непосредственное отношение. Он принадлежит нашему ордену «Дело господне». Вы удивлены? В наш век вульгарного материализма трудно бороться за духовные ценности, если не опираешься на материальные. — Священник с улыбкой показал на гроссбух. — Мы первые поняли эту истину и этим гордимся. Разве мы имели бы в правительстве представителей нашего братства, если бы за нами не стояла реальная сила?

— Поздравляю! — Мун не смог удержаться от иронии. — Судя по моему знакомству с Испанией, ваши святые министры, очевидно, считают: чем более тощий кошелек у мирян, тем крепче их вера в провидение божье.

В кабинет вошел низенький господин с конторскими книгами под мышкой. Увидев Муна, он поморщился и что-то властно сказал по-испански, очевидно предлагая подождать за дверью, пока не закончит разговор с падре Антонио. Священник бросил ему какую-то испанскую фразу. Недовольная гримаса на лице Педро Хименеса сразу же уступила место почтительной улыбке. Мун изложил цель своего визита. Банкир закивал:

— Да, да. — Падре Антонио почти синхронно переводил каждое его слово. — Я отдал чек, предъявленный к уплате сеньоритой Гвендолин, на экспертизу и как раз сегодня получил заключение. Подпись сеньоры Шривер, к моему крайнему прискорбию, подделана.

— Вы заявили в полицию?

— Боже упаси! Мистер Шривер слишком выгодный клиент. Это его семейное дело, в которое я принципиально не вмешиваюсь.

Мун, довольно посвистывая, вышел на улицу. Билль Ритчи стоял перед витриной и любовался своим отражением — в отличие от Роситы Байрд, рассматривавшей одетые в ослепительные платья манекены. А в джипе с вечной сигаретой в зубах и обычным безучастным видом сидел Милс.

— Достали билеты? — осведомился Мун.

— Свободных мест не было, но я пошел к начальнику аэропорта и все уладил.

— Ого! Вы прогрессируете!