Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул

— Застрелили, когда пытался бежать. Но я отомщу за него, как только вырасту. Не верите? Я вам кое-что покажу, если обещаете не выдавать меня.

— Обещаю.

— Тогда смотрите! — Педро торжественно расстегнул свой ветхий красный жилет. На хилой детской груди были вытатуированы два слова: «Но пасаран!» Боевой клич республиканской армии продолжал жить под миллионотонной могильной плитой, которую франкисты напыщенно называли «двадцатью семью годами мира».

Как ни странно, именно эта татуировка рассеяла последние сомнения Муна. Педро сумеет держать язык за зубами, к тому же никому не придет в голову расспрашивать его.

— Педро, слушай меня внимательно. Я доверяю тебе очень серьезное задание. Настолько серьезное, что не поручил бы его никому, кроме тебя.

Мун перешел на шепот. Потайных микрофонов в номере, пожалуй, не было, но все же излишняя предосторожность не могла помешать.

— Единственная дорога в Панотарос ведет через горный перевал, а там и днем и ночью дежурит полицейский патруль. А мне, возможно, понадобится провести одного человека так, чтобы о его присутствии в Панотаросе никто не подозревал. Можешь ли ты это сделать, Педро?

— Могу! Я исходил все горы, лучше меня их не знает ни один местный житель. Есть одна тропка вдоль Чертова ущелья. Когда-то она упиралась в скалы, но после последнего землетрясения там образовался проход. Я совсем недавно случайно наткнулся на него…

— Я так и думал, что ты единственный, кто сможет мне помочь. Ты сейчас поедешь со мной в Малагу. Я отправлюсь в полицию, а ты пойдешь с Хью Брауном. Он-то и скажет тебе, что надо делать…

Мун собирался объяснить мальчику, что Хью Браун вовсе не главный бандит, каким тот рисовался в романтической фантазии мальчугана, но это не понадобилось.

— Хорошо! Маркиз мне уже говорил, что я ошибался насчет сеньора Брауна… Значит, если понадобится, я тайком проведу этого человека, спрячу в какой-нибудь пещере и дам вам знать, — важно повторил Педро, так и надуваясь гордостью за возложенное на него секретное задание, потом вспомнил: — Вы говорили насчет дона Камило, но так и не закончили.

— Когда вернешься, поговори с ним, только он не должен знать, что я просил тебя об этом. Попытайся выведать у него, куда он отвез Шриверов девятнадцатого марта.

Мун спустился вниз, чтобы заказать через Бенитеса какую-нибудь машину. Портье, обливаясь потом, выписывал счета, ему помогала жена — тщедушная женщина с грустными карими глазами.

— Машину? — Дон Бенитес вытер ладонью застилавший глаза пот. — Вы безнадежный оптимист! Смотрите, что происходит! Пришлось заказывать дополнительный автобус, все места в нем давно распроданы.

— Что же делать? — пробормотал Мун, моля бога о самом прозаичном чуде, ставшем уже обыденной рутиной, — вопросе сержанта Милса «Куда прикажете ехать?». Сейчас, когда тайна генерала Дэблдея перестала быть тайной и отпала надобность следить за Муном, на это больше нечего надеяться.

Но Милс оказался на месте. Мун просто не разглядел его в холле за фигурами отъезжающих. Милсу пришлось встать из своего кресла и самому подойти к Муну.

— Куда? — спросил он на этот раз, очевидно, считая излишними даже два последних слова своей коронной фразы.

— В Малагу! Этот мальчик едет с нами. — Он указал на Педро.

— Надеюсь подработать там немного, — серьезно объяснил Педро, незаметно подмигнув при этом Муну. Смотри, мол, какой я конспиратор! — А то из Панотароса все разъезжаются, приезжают одни министры, а на них не разживешься.

Сержант Милс с неизменной сигаретой во рту направился было к машине, но Мун остановил его:

— Не сейчас. Я жду одного человека.

Словно эта фраза служила условным паролем — входная дверь с треском распахнулась. На пороге стоял начальник почты с конвертом в руке.

— Письмо! Вот оно! Лежало в Пуэнте Алсересильо на почте. Уже несколько дней. Не будь маркиза, оно пролежало бы там до судного дня! — радостно выстреливал начальник почты, уже мысленно ощущая в кармане стопесетовый банкнот.

Мун вырвал из руки конверт. Письмо было адресовано миссис Шривер. На обратной стороне — Пуэнте Алсересильо, малоразборчивое название улицы и совсем уж неразборчивая фамилия. Наискось стояло «Адресат умер». Все это он успел установить, пока судорожно разрывал плотную бумагу.

Из конверта выпал бледно-сиреневый листок, покрытый неровными каракулями. Почерк был неоформившийся, беспорядочный, но Муну все же удалось разобрать сумбурные каракули.

«Меня похитили бандиты, кажется, из шайки Гаэтано. Обращаются со мной сносно. Но если до воскресенья в указанное место не будет положен миллион песет, меня убьют. Мама, умоляю тебя: если в малагском банке нет столько денег, пусть папа немедленно вышлет. Что касается нашей ссоры, то я глубоко сожалею. Спаси меня!

Гвендолин».