Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул

— Разве вам не известно, что вчера всегда отличается от сегодня? Генерал Дэблдей удержал Эвелин Роджерс от поспешного отъезда и тем самым в отличие от вас стал моим союзником. В состоянии сплошной истерии, в котором она находилась вчера, Эвелин, как вы сами слышали, о своем замужестве с Рамиро и переходе в католическую веру и слышать не хотела.

— А сегодня? По-моему, она приняла вас не очень милостиво.

— Если она осталась, значит, ничто еще не потеряно. Все зависит от вас.

— От меня? — немного удивился Мун.

— Вернее, от вашего Хью Брауна или как он там в действительности называется.

— Вы мне обещали кое-какую информацию, — напомнил Мун.

— Пока вы получите только задаток. Это касается смерти Шриверов. А остальное, когда раскроете мне свои планы насчет Куколки. Розы же — пожалуйста, выбирайте любые. С шипами или без — зависит только от вас. — Падре Антонио стряхнул с комбинезона розовый лепесток.

— Что ж, ваш тонкий намек принят к сведению. Я всегда считал, что откровенный разговор, даже между врагами, — самая лучшая тактика. — Мун уселся на скамейку.

— Значит, вы сами признаете, что мы враги? Самое странное, что я даже не понимаю почему. — Падре Антонио посмотрел Муну прямо в глаза, словно приставил к виску пистолет. — Что вы хотите от нее? Что хочет от нее ваш Хью Браун? С тех пор как он появился, она переменилась. А сегодня у меня было чувство, что это совершенно другой человек. Я заходил к ней, чтобы принести билеты…

— Лотерейные? — усмехнулся Мун. — Главный выигрыш — католическая Куколка?

— Я верю только в то, что творю собственными руками, а лотерея — дело случая, — назидательно ответил священник, очевидно принявший реплику собеседника за обыкновенный каламбур. — Я принес билеты на самолет в Рим. Для нее и Рамиро. Там их должен принять папа и на аудиенции дать Рамиро разрешение на развод, — торжественным тоном пояснил он.

— Развод! С кем? — Мун повел бровями.

— У него где-то в Калифорнии жена, с которой он уже давно не живет. Но в глазах святой церкви это не имеет никакого значения. Для того чтобы католик мог вторично жениться, ему необходимо одно из двух — или разрешение папы римского, или официальное свидетельство о смерти. Смерть — дело случайное, даже насильственная. Огнестрельное оружие может дать осечку, холодное — выпасть из руки.

— Поэтому вы, будучи мудрым человеком, предпочли дорогу в Рим? — Мун пытался сострить.

— Хотя бы так. Сегодня она подтвердила, что готова ехать, но по тому, как схватила билеты, я понял, что думает она совершенно противоположное. Она… как бы вам сказать… Я ее почти не узнал, до того она внутренне изменилась. Моя профессия — читать в людских душах, разбираться в них…

— Забираться — было бы более подходящее слово, — сказал Мун.

— Да! Забираться, выискивать тайники! — жестко отпарировал падре Антонио.

— В таком случае вы должны знать про мои цели больше, чем я сам.

— Хью Браун — ваше оружие. Правда, мне непонятно, как ему за короткий срок удалось получить такую власть над нею? — Священник задумался и тут же сам ответил: — Скорее всего ему известна какая-то ее тайна, которой он ловко пользуется. Только не советую стоять на моем пути! — Падре Антонио подкинул в воздух приготовленный для генерала букет и одним мастерским взмахом садового ножа отсек все бутоны. — Имейте в виду, до того, как стать духовным пастырем, я был лучшим фехтовальщиком Испании! — Он поднял с земли лишенные стеблей бутоны, похожие на обрубленные палачом детские головки, и с беззвучным смехом протянул Муну: — Добавьте сахару, получится отличное розовое варенье! — Мун невольно отшатнулся. — Так что лучше выкурить со мной символическую трубку мира. Темный табак или светлый? — Священник достал из кармана свой портсигар. Из черной вороненой стали, с мрачным крестом и инициалами ордена на одной, с зарубками на другой стороне, он напоминал Муну затвор винтовки, на которой снайперы отмечают число прямых попаданий. — Видите этот крестик? — Падре Антонио притронулся пальцем к последней отметке. — Это душа Эвелин Роджерс. Я дал торжественную клятву вложить ее в руки ордена «Дело господне»! — И после длительной паузы: — Так что молите бога, чтоб мне не пришлось по вашей вине выжечь серной кислотой эту почти обретенную душу!

— Поскольку я в бога не верю, кому прикажете молиться? Хлебному божку вашего негра? — Мун посмотрел на часы. — Мое время истекает. Ваши угрозы я уже выслушал, теперь давайте условия.

— Условие только одно — не стоять на моем пути. Ни в переносном, ни в прямом смысле. Сегодня вечером Эвелин Роджерс должна улететь в Рим… Обещайте, что вы не будете препятствовать этому. Взамен получите обещанную информацию.

— Вчера я бы вам заявил решительно «нет».

— А сегодня? — Падре Антонио настороженно ждал ответа Муна.

— Вы ведь сами сказали, что сегодня отличается от вчера. — Мун взял из раскрытого портсигара табачный лист и на этот раз уже без посторонней помощи скрутил себе сигару.

— Значит, обещаете? — Падре Антонио правильно истолковал его жест.