Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул

Скульптор и Магда переговаривались на немецком. Ловиза не слушала. Открыв наконец окно, она окунулась в ночной холодок. Дым вихрем взвился вверх и, закручиваясь спиралями, устремился к открытому окну. Лицо Баллина, стоявшего как раз на полпути к окну, почти скрылось за сизоватой пеленой.

— По правде говоря, я действительно не исключал этой возможности. — Его приглушенный голос прорывался сквозь дым. — Знать, что тебя в любую минуту могут убить! На месте Магнуса я не вынес бы такого давления! Тем более в одиночку. Даже с нами, ближайшими друзьями, он не поделился своими опасениями!

— Это началось всего недели две назад, — возразил Мун.

— О нет! Значительно раньше, сразу же после тюрьмы. Я понял только сегодня. Вот почему он за эти два года нигде не бывал, кроме разве редакции, и то раз в неделю. Боялся за свою жизнь.

— По-вашему, получается, что Мэнкуп только и ждал нашего прибытия, чтобы капитулировать? — усмехнулся Мун.

— Это мне тоже непонятно.

Дым почти весь улетучился. Закрывая за собой дверь, Мун увидел серьезное, ясное, спокойное лицо Баллина. Лишь постепенно терявшие окраску склеротические жилки напоминали медленно затягивающиеся трещины недавнего землетрясения.

ЗАВЕЩАНИЕ

Отношение к фашизму — лакмусовая бумажка, по которой можно безошибочно определить, кто из нас человек, кто обделенный чем-то недочеловек, мечтающий стать сверхчеловеком, ибо быть человеком ему не дано.

Магнус Мэнкуп

— За пивом еще не послали? — спросил Мун, входя в кабинет.

Пока он отсутствовал, помещение проветрили. Это было как резкий переход от жары к холоду. Там — наполненный напряженным подземным гулом дымящийся кратер. Тут — почти прозрачный воздух, уютная тишина. Человек привыкает ко всему, и даже слишком быстро. Эта комната уже не была связана с Мэнкупом. Она являлась только слабым отпечатком его личности, таким же контуром, как меловые линии на полу и письменном столе. А он сам уже успел уйти, раствориться. Он был сейчас везде. В ночных улицах Гамбурга. На летном поле перед приземлившимся самолетом, в кафе «Старая любовь», в ресторане «Розарий», в стеклянной башне, с высоты которой его слова горькими семенами падали на плодородную землю, скованную цементом, асфальтом, бетоном.

Дейли сидел очень тихо, — видать, и он вместе с Мэнкупом повторял сегодняшние маршруты. Все это было так, и все же Мун был в состоянии совершенно прозаическим голосом задать прозаический вопрос:

— За пивом еще не послали?

Дейли, очнувшись, перевел с некоторым опозданием.

— Ждали только вас. — Боденштерн рассеянно просматривал протоколы допроса. — Хотя никакие деликатесы все равно не смогу предложить. Рихтеру придется забежать в ближайшую обжорку. Всех остальных я отпустил, а оставаться один на один с алчущей крови газетной сворой боюсь. Енсен не в счет, он слишком тщедушен и интеллигентен, даже для умственного мордобоя.

— Я заходил только что на кухню. — Мун сел. — Большущий холодильник! Набит продуктами, словно для длительной осады.

— Все равно придется посылать…

— И пиво есть! — Мун успокоил Боденштерна.

— Это я понимаю! — Боденштерн ухмыльнулся. — В таком случае можно откупорить и вторую бутылку шампанского! За упокой его души!

— Но Магда Цвиккау осталась без сигарет.

— Да их тут полно, — отмахнулся Боденштерн. — В письменном ящике начатая пачка и тут тоже. — Он открыл зеркальный пластиковый секретер. На полке, наполовину погребенные рукописью, лежали еще несколько пачек.

— Это сигареты «Реметсма-60», — пробормотал Енсен, вынимая из целлофанового пакетика найденный окурок, — а в пепельнице лежала сигарета марки «Рамзес».

— При вашем пристрастии к щепоткам пепла и чужой шерстинке на костюме это непростительно, Енсен, — пожурил его Боденштерн. — Надо было выяснить сразу же, кто…

— Извините, господин комиссар, вы запретили мне делать обыск!

— Откуда мне было знать, что Мэнкуп курит другую марку? — Боденштерн пожал плечами. — Я сам на пачки наткнулся только что, причем совершенно случайно. Снимите с окурка отпечатки!

— Успеется, — сказал Мун. — Сначала надо позвонить жене Мэнкупа.

Енсен набрал номер.

— Госпожи Мэнкуп нет дома! — отозвался на том конце глуховатый мужской голос.

— Где же она?

— Только что уехала.

— Уехала! — закрыв рукой мембрану, сообщил Енсен с азартом выследившего дичь охотника. — Кто говорит? — только теперь он догадался спросить.

— Слуга. А вы кто будете? — настороженно спросил мужской голос.

— Криминал-ассистент Енсен! — Укоризненный взгляд комиссара на этот раз не подействовал. — Из полиции! — повторил он с ударением.

— Что-нибудь с господином Мэнкупом? — тревожно выдохнул слуга.

— Это она вам говорила?

— Нет, госпожа Мэнкуп ничего не сказала. Только велела уложить чемодан.

— Она была чем-то встревожена?

— Как будто нет. Я просто из-за того, что все так неожиданно. Явилась полчаса назад и сразу же опять уехала.

— Так она даже не ночевала дома?