Призраки отеля «Голливуд» (Рисунки А. Колли и И. Чуракова)

Автобус остановился на центральной площади. К нему немедленно устремилось несколько подростков. С присущим им чутьем распознав в Муне иностранца, они наперебой предлагали свои услуги.

— Пансион «Эскориал»!

— Пансион «Прадо»! Очаровательное женское общество!

— Пансион «Альгамбра»! Все удобства! Собственный пляж!

— «Голливуд»! Самый лучший отель! Свободные комнаты с ванной и прекрасным видом на море! — В чемодан Муна отчаянно вцепился похожий на цыгана мальчуган в американской военной кепке, красном жилете и черных, многократно залатанных штанах, ниспадающих бахромой на босые ноги.

Остальные угрожающе надвинулись на него, пытаясь отнять добычу.

— Они говорят, что он лжет, — падре Антонио сказал это без осуждения. — В «Голливуде» нет свободных номеров.

— А в другой гостинице? — спросил Мун. Он не очень доверял этим пансионам с пышными испанскими названиями. Гостиница гарантировала хотя бы отсутствие насекомых и наличие душа.

— У нас только одна-единственная гостиница, — падре Антонио улыбнулся. — Может быть, вы пока остановитесь у меня?

— Можете занять мой номер! — Рядом с Муном стоял плотный человек с саквояжем из свиной кожи. — То есть если вы не суеверны. Тринадцатая комната, прекрасный вид на море. Чтоб его черт побрал! Только сомневаюсь, захочется ли вам остаться. Вас, конечно, интересует, в чем дело? Ну нет, я не такой простак, чтобы сказать вам. А то меня, чего доброго, еще не выпустят из этого проклятого Панотароса. Ха! А я собирался вкладывать свой капитал! Чувствуете? — Человек выразительно втянул носом пахнувший гарью воздух. — У нас в Кёльне в таких случаях говорят: «В датском королевстве пахнет гнилью». Это из Гёте…

— Это слова Шекспира, — с улыбкой поправил падре Антонио.

— Разве? Спасибо за уточнение. Хотя это не меняет сути. Важно, что пахнет гнилью, а кто сказал, Гёте или Шекспир… — Человек выразительно пожал плечами и, разразившись изысканным немецким ругательством, прыгнул в автобус.

Похожий на цыгана мальчуган с радостным воплем выхватил у Муна чемодан и помчался через площадь. Мун повернулся, чтобы побежать за ним, но улыбка священника остановила его.

— Ваш чемодан никуда не денется. Я уже сказал — и у нас и у вас имеются грабители, зато у вас нет поговорки «горд и честен, как нищий». Заходите, всегда буду вам рад. Адрес спросите у первого встречного, тут меня все знают.

Минуту Мун постоял под тентом, натянутым у входа в гостиницу. Священник удалялся упругим, энергичным шагом, никак не вязавшимся с длиннополой сутаной, опоясанной шнуром, на котором висел портфель. Откуда-то черной тенью вынырнул одетый в красные плавки африканец с бусами на шее и браслетами на руках и ногах. Падре Антонио отдал ему портфель. Потом они исчезли из виду.

Мун толкнул дверь. С зеркальных стен на него надвинулись полуобнаженные женские тела. Холл выглядел как старинный мавританский дворец, купленный вместе со всем калифским гаремом и приспособленный под современный бар. Мраморный пол, пальмы, внушительные колонны, покрытые резьбой по кости, представляли мавританский стиль; зеркала, широкие кресла и дюралюминиевые плевательницы — современный западный.

— Прошу вас, сеньор! — Муна с низким поклоном приветствовал портье. — Меня зовут дон Бенитес. Всегда к вашим услугам.

— Где мой чемодан? — Мун оглянулся.

— Я сижу на нем. — Из-за спины портье выглянула вихрастая голова. — А зовут меня Педро! «Дон» необязательно.

— Педро говорит глупости, — с чувством достоинства одернул его портье. Изъяснялся он на ломаном английском языке с забавным кастильским акцентом. — Пожалуйста, ваш ключ, сеньор! Тринадцатая комната.

— С прекрасным видом на море! — усмехнулся Мун, вспомнив слова кёльнского коммерсанта.

— У нас все лучшие номера выходят на море. А закаты какие! Зато и цены вдвое больше, — добавил портье уже другим тоном. — Хозяин гостиницы сеньор Девилье правильно рассчитал: разве захочет состоятельный человек иметь перед глазами площадь, где вечно толкутся люди?

— Ладно, ладно, — оборвал его Мун. — Какие комнаты занимали Шриверы?

— Сеньорита Гвендолин Шривер живет в четырнадцатой, — начал портье, но Педро не дал ему закончить:

— А в тринадцатой жил Рол Шривер с матерью!

— В моей комнате? Разве ее не опечатали? — удивился Мун.

— Зачем? Обычный несчастный случай. — Портье пожал плечами. — Они отравились консервами.

— Американской колбасой. На этикетке такие аппетитные ломтики. — Педро облизнулся. — Рол часто меня угощал… Он учил меня английскому, я его — испанскому…

— Андалузскому диалекту, — поправил портье. — По-испански ты сам говоришь, как американец!

— Почему немца хотели поселить в тринадцатой? Разве не было других свободных номеров? — спросил Мун.

— Ваш номер один из лучших. Рядом живет знаменитая Эвелин Роджерс. — Портье согнулся в полупоклоне. — С тех пор как она приехала, мест для туристов не хватает, многие сдали свои дома иностранцам, а сами переселились в пещеры.

— Я тоже живу в пещере, даже родился в ней, — с гордостью объявил Педро.