— Да, — подтверждает Джонатан, наклоняясь для поцелуя — просто чмок в губы.
Он пытается уйти, но я не позволяю, дергая его на себя.
Смеясь, снова целует меня, на это раз по-взрослому, и прижимается своим пахом ко мне. Он твердый.
— Ты этого хочешь, детка?
Детка. Когда он говорит это, я дрожу в его объятиях.
— О, боже, да...
— Папочка! — кричит Мэдди из гостиной. — Поторопись!
— Жаль, — говорит Джонатан, прикусив мою нижнюю губу, прежде чем отстраниться. — Полагаю, у нас смена планов.
Смотрю с открытым ртом на него, когда он направляется к двери.
— Ты сукин...
— Сын?
Джонатан смеется.
— Это жестоко, — говорю. — Жестокое и ужасное наказание.
— Не злись, мамочка! — кричит Мэдди на всю квартиру. — Может, папочка даст тебе его позже.
Она говорит о сценарии, я знаю, но, черт побери, краснею, когда Джонатан смотрит на меня из коридора, игриво вздернув бровь.
— Может, папочка даст.
Показываю ему средний палец.
Он снова смеется.
Без сомнения я возбуждена, и часть меня все еще изнывает от желания, но когда слышу радостный голосок Мэдди в процессе их чтения, чувство покоя накрывает меня.
Не могу сдержать улыбку.
Именно этого я хотела все эти годы.
Встав с кровати, иду на кухню и готовлю ужин. Когда заканчиваю, Джонатан и Мэдди делают перерыв, и мы втроем едим за столом. После этого они снова возвращаются к сценарию, а я иду в спальню.
Подбирая отброшенную копию «Хроник Голливуда», вырываю фото обложки, где Джонатан улыбается, а остальную часть журнала выбрасываю в мусорку. Вытащив свою старую коробку с воспоминаниями, кладу туда фотографию. Каким бы странным не казалось сохранить ее — это наше первое фото вместе, как семьи.
***
— Хочешь пробежаться по репликам со мной?
Уже темно, когда Джонатан появляется на пороге спальни, облокотившись на дверной проем со сценарием в руках. Я сижу на кровати, прислонившись к изголовью, сомкнув ноги в коленях и держа на них блокнот.
— Разве у тебя нет дочери для этого?
— Она уснула, — говорит он. — Должно быть, просто потеряла сознание от переизбытка впечатлений.
— Должно быть, — соглашаюсь. — Так, ты подумал, что можешь просто забраться ко мне в кровать? Что я приму тебя с распростертыми объятиями? Дам тебе еще один шанс?
— Чертовски надеялся. Держу пари, что части тебя я на самом деле нравлюсь.
— Ты нравишься почти всем частям меня.
— Какой не нравлюсь?
— Обычно моему мозгу.
Джонатан смеется, придвигаясь ближе и хмурясь, когда видит, что я держу.
— Ты пишешь?
— Просто думаю,— отвечаю, закрыв блокнот, когда он присаживается рядом со мной на кровать. Беру у него сценарий, и он не отказывает на это раз, позволяя мне его листать.
Улыбаюсь.
— Всегда любила эту часть.
— Помню, — отвечает Джонатан, когда придвигается ближе и хватает меня за ноги. Я визжу, когда он перемещает нас так, что я лежу на спине, а он нависает надо мной.
— Эту часть мы снимаем в понедельник.
Хочу расспросить его об этом, но Джонатан начинает стягивать с меня штаны, и теперь я могу думать только о его руках. Они на моем теле, за ними следуют его губы и поцелуи, и прикосновения, и любовь, все ниже и ниже...
— О, боже, — ахая, забывая обо всем, когда сжимаю его волосы в своих руках, пока его язык творит магию с местечком у меня между ног. Джонатан не дразнится, не играет. Он почти агрессивно берет то, что хочет.
Я стону его имя, хнычу, ахаю, ощущая, как во мне нарастает возбуждение, отчего сильнее хватаю его за волосы и прижимаю ближе к себе. Язык Джонатана ударяет по тому местечку, где он так отчаянно нужен, и на меня накатывает внезапная волна удовольствия.
Перехватывает дыхание, я изгибаю спину, и оргазм проносится по моему телу с невероятной силой. Джонатан не останавливает свою сладкую пытку, пока я не расслабляюсь на кровати, а остатки оргазма медленно исчезают.
Сев, он срывает с себя футболку, и я успеваю несколько раз моргнуть, прежде чем Джонатан располагается у меня между ног, врываясь одним быстрым толчком в мое тело, одновременно с этим обрушиваясь на мои губы своими. Я кричу в его рот, когда толкается глубже, жестче, снова и снова.