Призраки прошлого

Я на седьмом месяце беременности, сижу на крыльце в одном из кресел-качалок, вся укутанная, чтобы не замерзнуть, когда появляешься ты. Черный таун-кар останавливается перед домом, и ты выходишь. Моя мать пытается остановить отца, чтобы он не выбежал из дома.

Издалека ты выглядишь похожим на себя, но по мере приближения вижу, что глаза ошибаются. Раннее утро, солнце едва встало, а ты все еще не спал. Ты где-то посередине между пьяным и похмельем, можешь стоять на ногах, но ты не трезвый.

Хотя все еще такой же красивый. На тебе надет костюм, галстук ослаблен ― проблеск твоего подросткового мятежа.

― Мы можем поговорить минутку? ― спрашиваешь, останавливаясь рядом с крыльцом, и я почти смеюсь из-за выбора слов, потому что именно об этом я и просила.

Ничего не говорю, пялясь на тебя.

― Извини, ― говоришь, твой голос дрожит от эмоций. ― Извини, детка.

Ты никогда не узнаешь, но в этот момент я прощаю тебя. Не знаю на самом деле, за что ты извиняешься, но прощаю за все. Не говорю тебе этого, хотя бы потому, что делаю это не ради тебя.

Я делаю это ради нее.

Продолжаю молча смотреть на тебя.

Ты говоришь еще что-то, снова и снова о том, как ошибался, и как скучаешь по мне, и что не можешь спать, как тяжело приходить домой, где нет меня, и все, о чем я могу думать, в процессе твоей речи, ― это как сильно тебе нужно вырасти, Джонатан. Потому что каждое твое предложение наполнено «я», «мне», но ты больше не центр Вселенной.

Не в этой Вселенной.

― Так это правда? ― спрашиваешь. ― Ты беременна?

Отвожу взгляд и киваю, потому что ты заслуживаешь знать, но я не могу найти слов, чтобы сказать тебе об этом.

― Я вижу, ― говоришь. ― Ты вся светишься. Такая красивая.

Смотрю на тебя после этих слов.

― Вернись ко мне, ― просишь. ― Мне нужен еще один шанс, всего один. Мы не можем так закончить наши отношения. У нас ребенок, и я даже не знаю... Это мальчик? Девочка? Когда тебе рожать? Я ничего не знаю, но хочу. Поэтому поехали со мной. Пожалуйста. Теперь у меня есть деньги, и я позабочусь о вас.

Если кто-то читает это или будет читать, это тот момент, когда я растеряю своих читателей, и они скажут, что глупый персонаж испортил всю историю. И я понимаю, потому что огромная часть меня жаждет, чтобы ты был моим «долго и счастливо», но я не буду извиняться за свое правильное решение.

Встаю с кресла и спускаюсь с крыльца. Твой взгляд опускается прямо на мой живот, когда твои руки тянутся к нему. Я не останавливаю тебя, хотя сердце в моей груди обливается кровью. Твои глаза светятся, и я понимаю ― боже, я понимаю ― ты станешь отличным отцом, одним из самых лучших, и будешь любить эту девочку каждой фиброй своей души.

Но этого не случится, пока ты не будешь готов.

― Я люблю тебя, ― шепчу три несказанных тобой слова, когда кладу руку поверх твоей на свой живот. ― Больше, чем все на свете... кроме нее.

Смотришь мне в глаза.

― Это девочка?

Я киваю и медлю, прежде чем целую тебя, задерживая свои губы на твоих, позволяя тебе этот момент, и если быть честной, он и для меня.

Мне нужно собраться с духом в этот момент.

И когда у меня получается, я отстраняюсь и говорю:

― Ты должен уйти.

Смотришь на меня ошарашено.

― Мне нужно, чтобы ты ушел и не возвращался, пока тебе не станет лучше, ― говорю я. ― Не прошу тебя... нет, умоляю... больше не возвращайся в таком состоянии. Ей нужен будет отец, настоящий, который будет любить ее больше, чем все остальное. В наших жизнях нет места зависимостям. Поэтому, пожалуйста... уезжай, Джонатан.

Захожу в дом, протискиваясь мимо отца, потому что не могу продолжать смотреть на Джонатана. Сижу на диване. Сижу и сижу, и сижу, и сижу. Мой отец все еще на пороге, наблюдает. И час спустя говорит:

― Он, наконец-то, ушел.

Это заняло у тебя час.

После твоего ухода, мама говорит:

― Я так тобой горжусь. Понимаю, это было сложно.

― Удивлен, что этот сукин сын учел ее желания, ― говорит отец. ― Он никогда не уважал мои, когда я просил его держаться подальше от моей дочери.

― Майкл, ― говорит мама. ― Не в это раз.

Он поднимает руки в жесте капитуляции.

― Я не удивлена, что он послушался, ― продолжает она. ― Он хороший парень.

Папа выпускает громкий смешок.

― Да, ― настаивает мама. ― Он просто зависим, и наша дочь была его первым кайфом. Этот мальчик прыгнул бы под машину, если бы она его об этом попросила.

Папа переводит взгляд на меня.

― Я заплачу тебе пятьдесят баксов, если ты это сделаешь.

― Майкл!

― Боже, ладно, не кидайся на меня, женщина, ― говорит папа, сжимая мое плечо, когда продолжает: ― Я добавлю их на няньку.

Мама смеется.

― Ты будешь сидеть в роли бесплатной няньки, дедуля.

Он морщится, бормоча:

― Нужно прозвище получше.

Прежде чем папа уйдет, спрашиваю:

― Что заставило тебя исправиться?

Он вздыхает.

― Ты, ребенок.

― Я?

― Я испортил твой день рождения, ― признается. ― Забыл про него. Пришел домой пьяный, съел твой торт до тебя, отключился на диване и обмочился. Твоя мать вышла из себя и пыталась убить меня за это.

― Я не пыталась, ― встревает мама. ― Я вышвырнула его тем утром, но он не учел моего желания о его уходе.