Призраки прошлого

В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, украшенные золотистой фольгой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули  огромные букеты роз.

- Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, - сказал  Бенедикт Романович. - Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.

Все опять яростно зааплодировали. Захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:

- Для нашего дорогого гостя!

Бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:

Над обрывом гнётся ива

Сердце рвётся в облака

Что ты, Русь, глядишь тоскливо

От чего печаль-тоска

Где твоя былая удаль

Золотые времена

Эх, сударыня, эх сударь

Не осталось ни хрена

Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина».  А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.

Но я вернусь в Россию на рассвете

А я вернусь в свой город над рекой

А я вернусь пусть даже после смерти

С разбитым сердцем, с раненой душой

А я вернусь домой святой и грешной

Согреет водка голос мой больной

Моя душа заплачет безутешно

Когда вернусь, когда вернусь

Я в дом родной

В конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.

Я закрою глаза, и обиды забуду,

Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.

Но другим никогда, Видит Бог, я не буду,

Если что-то не так, Вы простите меня.

Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону -  неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое подаренных парней застыли рядом, как часовые.

Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу   призраками носились официанты, обнося присутствующих десертом и коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Сама яхта, конечно, принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?

Возникла странная пауза, я взглянул на сцену - никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:

- Олег, исполни что-нибудь.

Я готов был сжечь его взглядом, но второй режиссёр, несмотря на кажущуюся подобострастность, обладал железным характером.

- Давай-давай, - уже твёрже повторил он, подталкивая меня в спину.

Ничего не оставалось, как встать и пройти к роялю. Я решил похулиганить. Оказавшись рядом с оркестрантами,  заговорщически спросил:

- «Тётю Розу» знаете?

- А то, - ухмыльнулся контрабасист с иссиня-красным мясистым носом, выдававшим явную слабость к горячительным напиткам.

Остальные одобрительно кивнули. Я уселся за рояль, поправил микрофон. Ударив по клавишам, заиграл разудалый мотив:

На привозе к тёте Розе.

Видно, в очень сильной дозе

Подошёл какой-то идиёт.

Он сказал стихами в прозе

Нашей бедной тёте Розе

Что сейчас скандал произойдёт

Эта глупая угроза

Впилась в сердце как заноза.

Тётя Роза ножик достаёт

Три раза курнула в спину

И свалила на малину,

Но к несчастью выжил идиёт

А тётя Роза ведёт себя нахально,

А тётя Роза с рожденья аморальна,

А тётю Розу не стоит обижать,

А то Одессы-мамы больше не видать

Оркестр умело подыгрывал, и получилось неплохо. Бенедикт Романович хохотал, как ребёнок, потом махнул мне рукой, чтобы я присоединился к ним. Я спустился вниз, проходя мимо столика Розенштейна и Верхоланцева, с удивлением заметил, как главный продюсер, багровый от злости, прожёг меня бешеным взглядом. Показалось, он вытащит из-под столика «пушку» и пристрелит меня.

Я присел рядом с олигархом, Милана нежно сжала мне руку под столом и загадочно улыбнулась.

- Ну, молодец, - воскликнул Бенедикт Романович, хлопнув меня по плечу. - Где так здорово научился? В кабаках выступал?

- Да нет, исполняю для друзей, знакомых, на вечеринках.

- Мне сказали, ты в Саратове в театре играешь? Хочешь, помогу в Москву перебраться? В любой театр пристрою. Для меня это не проблема.  Или сольные сделаю.  В театре Эстрады, или в Барвихе.

- Да нет, спасибо, - я ощущал себя неловко.

- Ладно, сыграй нам что-нибудь нежное, о любви. Давай.

Я вновь сел за рояль, но не успел даже прикоснуться к клавишам, раздался грохот, вопли, шум борьбы, в салон ворвались  вооружённые до зубов парни в тяжёлых бронежилетах и масках.