Потому что это происходит, Джонатан. Твоя мечта становится моим кошмаром, и я умоляю тебя позволить мне проснуться.
Ты не знаешь, но женщина, которую ты любишь… Та, из-за которой ты оставался в штате Нью-Йорк, когда она еще была просто девчонкой, хотя ты страдал, хотел уехать, но остался из-за любви… Прямо сейчас эта женщина делает то же самое ради тебя.
25 глава
Кеннеди
— Сделай глубокий вдох. Говори громко и четко. Если что-то забудешь, импровизируй. Поняла?
— Поняла! — объявляет Мэдди, перепрыгивая с ноги на ногу и улыбаясь своему отцу, который сидит перед ней на полу гостиной. Они решили «пробежаться по репликам», как называет это Джонатан. Мэдди одета как Бризо, по ее словам, если она актриса, то должна быть в костюме.
— Хорошо, — говорит Джонатан, глядя на небольшую стопку бумаг в своих руках и прочищая горло, когда читает:
— Погода...
— Подожди! — кричит Мэдди, прикрыв бумаги руками. — Я еще не готова.
— Я думал, что ты сказала, что готова.
— Была, но... — она замолкает, хмурясь. — Что такой «импровизируй»?
Джонатан смеется.
— Это означает — придумай что-то. Скажи что-нибудь. Тебе не понравится неловкая тишина.
— Ох, хорошо, — Мэдди убирает руки. — Поняла!
— Эм, ты уверен, что именно это ты хочешь предложить? — спрашиваю, сидя на диване и переключая каналы. Телевизор включен, но громкость убавлена. — Не думаю, что это лучший совет.
Джонатан смотрит на меня.
— Эй, кто здесь актер — я или ты?
— Я, — восклицает Мэдди, тыкая в себя пальцем.
— Просто хочу сказать, что импровизация может быть слишком продвинутой для этой ситуации.
— Все хорошо, мамочка, — убеждает Мэдди, обхватывая лицо Джонатана и сжимая его щеки, когда вынуждает его посмотреть на нее. — Сейчас я готова, но не читай эту часть. Давай мою.
Джонатан листает страницы вперед.
— Будучи красивым, пушистым облаком я начинаю чувствовать себя таким тяжелым и холодным. Брр. О, нет! Думаю, что из меня пойдет снег!
Пытаюсь не засмеяться, когда он говорит эту строчку.
— Привет, ребята! — произносит громко Мэдди. — У чего есть шесть рук, и оно не похоже ни на что в мире?
— Снежинка, — отвечает Джонатан.
— Это я! — Мэдисон разводит руки в стороны и кружится. Это не по сценарию. Импровизация. — Я падаю, и падаю, и падаю. Куда я собираюсь?
— Вниз, — говорит Джонатан. — На землю.
Мэдисон запинается о свои собственные ноги, пока кружится, и падает, хихикая, но Джонатан ловит ее, усаживая к себе на колени.
Все. Это единственные ее слова до самого конца, где она говорит: «Не только снежинки особенные. Вы все — особенные!»
Весь день в саду она запоминала их.
— Снова! — говорит Мэдди, поднимаясь на ноги.
— Позже, — говорит Джонатан. — Прямо сейчас мы должны что-нибудь приготовить на ужин.
— Я могу что-нибудь сделать, — предлагаю, поднимаясь, но Джонатан останавливает меня.
— Я позабочусь об этом, — убеждает. — Просто отдыхай.
Отдыхай. Первый раз я не работаю в будни за долгое время. Весь день ничего не делала, рассиживаясь без дела. Даже вздремнула, пока Мэдди была в саду. Я не привыкла бездельничать. Для меня это странно.
Джонатан выходит из кухни.
Мэдди идет к себе в спальню.
Я щелкаю каналы.
Практически пролистываю до начала, когда кое-что приковывает мое внимание. Одно из вечерних развлекательных шоу — эквивалент желтым газетенкам. На экране Джонатан — снимок одной из старых фотосессий.
— Я, эм... — голос Джонатана разносится по гостиной, он смотрит на экран. — Заказал пиццу.
Переключаю канал, ощущая, как мой желудок завязывается в узел.
— Хорошо.
Он сует телефон в карман, прежде чем проводит рукой по лицу. Знаю, что он видел и слышал репортаж. Не то чтобы это имеет значение, потому что он уже в курсе.
Его уже предупредили.
Останавливаюсь на другом канале, где идет бессмысленный комедийный ситком, когда Джонатан протяжно выдыхает.
— Я собирался поговорить с тобой об этом.
— Когда? Когда бы вышел за дверь?
— Сделал бы это до выходных, — говорит. — Я не знал до вчерашнего вечера. Доктор дал одобрение, а студия хочет как можно быстрее продолжить процесс съемок.
Киваю, чтобы он понимал, что я услышала, и поджимаю ноги под себя, когда облокачиваюсь рукой о подлокотник дивана, пялясь в телевизор.
— Ты злишься, — говорит.
— Не злюсь.
— Раздражена.
— Нет.