Призраки прошлого (ЛП)

Мои руки дрожат, такое чувство, что Земля начинает крутиться еще быстрее, когда каждый сантиметр его мужества врывается в меня. Наши тела переплетены, мое сердце находится на распутье, не уверенное, в каком ритме биться правильнее, но большая часть меня понимает, потому что все в этом действии кажется идеальным. Я и он, здесь, вот так, и я не хочу признавать, но...

Брр...

Брр...

Я люблю его.

Джонатан продолжает вбиваться в меня, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза, и как будто обладает телепатическими способностями, он понимает, что я думаю о словах, которые он хочет услышать. Но я не могу произнести их вслух, еще нет, пока не буду уверена, что это все не случайность.

Я влюблена в этого безрассудного, мечтательного дурака, который выйдет из дверей моей квартиры через два дня, и я могу только довериться ему, что он вернется с тем же самым взглядом, полным любви, потому что в противном случае, это разобьет больше сердец, чем только мое.

А если он разобьет и ее сердце, я его больше не прощу.

***

Вечер воскресенья.

Снаружи садится солнце.

С каждой проходящей секундой мое сердце в груди сжимается сильнее, на плечах появляется все больше веса, как будто весь мир взвален всей своей тяжестью на них. Джонатан скоро уедет.

Он не рассказал ей.

Мэдди понятия не имеет.

Она сидит за кухонным столом, окруженная карандашами, рисуя открытку для тети Меган — завтра ее день рождения. Болтая ногами, она напевает, не замечая того, что должно произойти.

— Мамочка, сколько лет исполнится тете Меган? — спрашивает, когда я стою у раковины и мою посуду, вытирая один и тот же стакан уже десять минут.

— Тридцать, — говорю.

— Ого, — бормочет Мэдди. — Это много.

Поворачиваюсь, сердито глядя на нее, ведь я сама не далека от тридцати. Но ничего не говорю, потому что краем глаза улавливаю Джонатана, когда он заходит в кухню, неся свою сумку.

Мэдди поднимает голову, услышав его шаги, и перестает болтать ногами, пока смотрит на него в замешательстве.

— Мы куда-то едем?

Джонатан не отвечает сразу. Он замирает, поэтому Мэдди смотрит на меня, как будто доверяет, что я скажу ей, раз он не может.

— Нет, милая, мы никуда не едем, — говорю, желая, чтобы Джонатан пришел в себя, так как тишина здесь точно не поможет. — Но твой папа — да.

— Папочка что? — спрашивает, и я понимаю, что она уже знает ответ, потому что сжимает карандаш так крепко, что тот хрустит.

— Мне нужно на работу, — наконец, вступает Джонатан. — Мне нужно закончить съемки фильма, поэтому я уеду на некоторое время.

— Какое-то время — это сколько? — спрашивает. — До завтра?

— Дольше, — отвечает.

— Послезавтра? — продолжает. — Ты вернешься в тот день?

— Эм, нет, — отвечает. — Это займет месяц.

— Месяц? — ахает Мэдди, смотря на меня, когда спрашивает. — Сколько это дней?

— Около тридцати, — говорю ей.

Вижу, как паника охватывает ее. Для такой маленькой девочки это очень много. Она с остервенением качает головой, бросая карандаш.

— Нет, это слишком много дней! Не хочу, чтобы ты уезжал!

— Извини, — говорит Джонатан, но она не это хочет услышать, его слова только больше ее расстраивают.

Отодвинув стул, чтобы встать, она снова качает головой и бежит к Джонатану, хватаясь за его сумку, и тянет ее так сильно, пытаясь вырвать из его хватки.

— Нет, не уезжай! Я хочу, чтобы ты остался!

— Знаю, — отвечает он. — Я тоже хочу остаться, но должен быть Бризо, помнишь?

— Мне все равно! — кричит Мэдди и упирается пятками в пол, потянув сумку так сильно, что Джонатан теряет хватку. В этот момент Мэдди почти падает, но он ловит ее, и сумка валится на пол, пока наша дочь пинает ее со всей силы. Та не двигается, поэтому она толкает Джонатана, чтобы установить дистанцию между ним и ненавистной ей вещью. — Ты не должен быть Бризо! Ты можешь просто быть моим папочкой, и все будет хорошо! Завтра день рождения тети Меган, и ты сможешь отвести меня в сад, затем мы сможем пробежаться по репликам, чтобы я репетировала, потому что буду снежинкой! И как я смогу быть снежинкой, если ты не останешься?

Ее голос дрожит, а в глазах собираются слезы. Мэдди все еще толкает Джонатана, пытаясь заставить двигаться, но он не поддается.

Она злится.

Вздохнув, Джонатан наклоняется и осторожно хватает руки Мэдди, когда она со злостью пытается отпихнуть его лицо от своего.

Мне так сильно хочется вмешаться: схватить Мэдди, обнять, защищая от всего этого, но я не могу. Поэтому просто стою возле стола, пытаясь взять себя в руки, потому что если я развалюсь на части — это делу не поможет.

— Ты все еще сможешь быть снежинкой, — уверяет Джонатан. — Ты станешь самой лучшей снежинкой.

— Но как ты узнаешь? — спрашивает Мэдди, в то время как первая слезинка катится по ее щеке. — Ты все равно придешь?

— Конечно, — уверяет. — Ни за что не пропущу.

— Обещаешь?

Я резко вдыхаю, но Джонатан не медлит ни секунды.

— Обещаю, — шепчет, вытирая ее щечку. — Я вернусь ради твоего спектакля. Но сейчас мне нужно быть Бризо для фильма.

— Но мне нужно, чтобы ты был моим папочкой, — говорит.

— Я все еще буду твоим папой, даже в роли Бризо.