По прежним временам за такое нарушение режима Степан вылетел бы из Франции в Москву в два счета, причем с сопровождением. А в Москве уже разобрались бы с пристрастием в том, почему он на такое пошел. Но после развала «погонщикам» не везло – новый посол, которого прислал Ельцин, предложил им всем добровольно покинуть территорию теперь уже практически братской Франции и не возвращаться сюда иначе, как в виде туристов. Мало кто знал, что Степан когда-то работал в здании на Лубянке. После развала Союза он официально ни в ГРУ, ни в КГБ в штате не числился и был как бы вольнонаемным. Помимо должности коменданта он был еще и заведующим гаража в «Русском замке». Этот таинственный гараж, где вполне могли разместиться три машины, Степану еще в советские времена было велено охранять как зеницу ока. Гараж построили сразу же после войны, когда «Русский замок» перешел в собственность советского посольства. Одновременно с этим стали рыть котлован под бассейн, и поэтому никого в Манге не удивило, что на территории посольской дачи шли какие-то крупные земляные работы. Никто даже в посольстве не знал, кроме резидентов ГРУ и КГБ и их особо доверенных лиц, о том, что от гаража до скалы, на которой стояла вилла «Мандрагора», был прорыт тоннель. Начали его рыть еще немцы в годы оккупации. Зачем он им понадобился, никто не знал. Когда после войны «Русский замок» перешел в собственность советского посольства во Франции, тоннель расширили так, что по нему свободно мог проехать средних размеров лимузин. При необходимости работник резидентуры мог спустить свою машину в тоннель прямо из гаража на специальном лифте, а уже оттуда выехать на автостраду через хорошо замаскированный выход к дороге на ферму, отделявшей «Русский замок» от «Мандрагоры».
Местные власти знали, что хозяин фермы, выкупивший у посольства участок земли рядом с «Мандрагорой», согласился на то, что дорога к автостраде останется в совместном пользовании. Но, конечно, не знали, кем на самом деле был этот «фермер». Советские разведчики, работавшие под крышей посольства, приезжали в Манг вроде бы как на отдых. Агенты ДСТ вели их машины от Парижа до самых ворот «Русского замка» и поэтому были абсолютно уверены в том, что их подопечные никуда оттуда не выезжали. А «погонщики» могли сразу же с наступлением темноты исчезнуть из Манга через тоннель на своей или другой машине, причем без дипломатических номеров, встретиться со всеми нужными людьми безо всякой слежки и тем же путем, через дорогу на ферму, вернуться обратно. Таким путем и ушли от пикетов ДСТ в марте 1991 года комендант Ващенко и его сын, поставив инспектора Готье в дурацкое положение.
Степан содержал тайный лифт в полном порядке, хотя в новые, послесоветские времена им почти не пользовались. В гараже стоял небольшой «Ситроен» с обычными номерами департамента Иль-де-Франс. Иногда его брали сотрудники военной миссии, когда наезжали в Манг. Но в тоннель они уже не спускались.
Парилка удалась на славу. Ряпунов кряхтел от удовольствия под жарким березовым веником Степана, после которого нырнуть в ледяную купель было наслаждением, понятным только русскому человеку, с пеленок знакомому с прорубью. После баньки прошли в большой предбанник, где во время посольских загулов и проходили все русские застолья. Антонида принесла туда соленые огурцы, квашеную капусту, маслята и опята, заготовленные в мангских лесах, а затем – тройную уху, сваренную по всем правилам – сначала варят плотву с лещом, потом щуку с ершом и окуньками, а уже затем – карпа. Этакий русский «буйабес». Не одеваясь, сидя еще в простынях, Ряпунов и Степан приняли по стакану «Московской» из посольского НЗ. Потом пили пиво и закусывали соленьями, пока Антонида по-быстрому парилась перед обедом. А когда она из парной вышла, Ряпунов достал из своей спортивной сумки бутылку «Русского стандарта» и сам разлил водку по стаканам.
Степан подивился новой марке и махнул не глядя, а Антонида вслед за ним выпила с полстакана. Ряпунов налил по новой со словами: «Первая – колом, вторая – соколом». И тут уже бухнули по настоящему, до дна. И хорошо под вторую пошла горячая уха, которая, как показалось Степану с первой же ложки, совсем в антонидином чугунке не остыла. Антониду тоже повело то ли с пару, то ли с водки. Она тихо осела на скамью, и из-под белой простыни наружу вывалилась ее большая, любвеобильная грудь. Степан хотел было устыдить жену, но понял, что язык у него не шевелится, губы будто окаменели. Еще не потеряв окончательно сознания, он сквозь полуприкрытые ресницы увидел, как их гость сбросил с себя простыню. Под левым соском, который он все время прикрывал рукой во время бани, у него обозначилось темно-красное родимое пятно, как на лбу у Горбачева. Степан хорошо помнил, у кого была такая же метка. «Вот ты, оказывается, кто такой!» – успел он подумать, проваливаясь в холодную темноту…