Призраки солнечного юга

– Леля, я тебя не узнаю! – притворно удивилась Сонька. – Раньше тебя все тайны волновали! И ты считала их разгадку своей заботой. Что же с тобой теперь произошло?

– Если ты помнишь, я поклялась Колюне больше ни в одно расследование не впутываться…

– А он не узнает! – Она молитвенно сложила руки. – Клянусь, молчать даже под пыткой!

– Отстань!

– Ну, Леля! Неужели тебе не интересно, что на самом деле случилось с Леной и Васей?

– Совершенно не интересно, – очень умело соврала я. – Я хочу спокойно отдохнуть, не впутываясь ни в какие расследования, тем более, ни к чему хорошему они не приводят… – Я хмуро глянула на часы. – Кстати, мне пора на обед чапать.

– Разве? – Сонька сверилась со своими «курантами». – Куда так рано? Можно еще двадцать пять минут загорать. Давай полежим.

– Ты лежи, а мне пора.

– Но еще двенадцати нет, а у вас обед в час, – запротестовала она.

– После двенадцати загорать вредно! Я пойду в корпус, приму душ, а ты можешь еще полежать, только отползи под навес, иначе обгоришь…

– Катись в свой корпус, а меня не учи! – выпалила Сонька и демонстративно подставила солнцу свое не очень загорелое пузо.

Я сокрушенно покачала головой и, как было велено, покатилась в корпус.

* * *

Я была в номере одна – Эмма еще не вернулась с очередных процедур. Вообще в здании стояла непривычная тишина, никто не носился по коридорам, ни шумел в комнатах, ни щелкал кнопками телевизора в фойе. Все либо лечились, либо загорали – в двенадцать часов дня мало кто находился в корпусе.

Я лежала на кровати, намазывая тело увлажняющим кремом. Как я ни старалась загорать аккуратно, все равно умудрилась немного подпалиться. Надеюсь, облезания удастся избежать. Нос, правда, станет сизым, плечи кирпичными, но я это переживу, главное, чтобы не облупилась грудь. Дело в том, что у меня один раз она так обгорела, что кожа с нее слазила пластами, оставляя под собой кровавые борозды, которые потом превращались в мерзкие болячки. Я помню, как это было больно и некрасиво.

Я отложила тюбик с кремом, встала, подошла к зеркалу. За каких-то пару дней я умудрилась скинуть килограммчик, полтора, по этому тело стало поджарым (эти полтора килограмма вечно оседают на боках), а из-за загара оно казалось еще стройнее, зато лицо выглядело намного хуже – нос пламенел, глаза от недосыпания покраснели, ввалились, на щеках появились какие-то глупые веснушки. Я уж не говорю о волосах, они торчали в разные стороны, словно куски пакли. И при этом выглядела я очень неплохо. По истине, ничегонеделание идет женщине на пользу.

Я протерла лицо тоником, взяла в руки расческу – надо же эти космы приводить в порядок – и направилась к балкону, но вдруг до меня донеслись какие-то странные звуки… Топот… Шарканье… Потом что-то упало. Звук был глухой, отдаленный…

Где это? За стенкой… Пожалей, нет. Надо мной? Я прислушалась, похоже, что надо мной, но не совсем…

Я сделала шаг к балконной двери. Она была распахнута, так что я видела свою лоджию и кусок голубого южного неба.

– Спасите… – раздался чей-то сдавленный шепот, создавалось впечатление, что тот, кто просил помощи, не мог крикнуть громче, потому что некто зажал ему горло. – На помощь…

Я шагнула еще раз – балкон был уже в метре от меня.

– Нет! – так же сипло, но более громко проговорил кто-то. – Нет!

Я выбежала на балкон. Задрала голову – определенно шум шел сверху, похоже, из Катиного номера. Солнце слепило глаза, но я смогла разглядеть… Катино лицо (?). Оно было очень близко, очень, очень близко… И только спустя несколько мгновения я поняла, что Катя висит вниз головой… нет… свешивается на полкорпуса… Ее лицо налилось кровью, волосы вздыбились, руки вцепились в нижний край балкона…

Я встретилась с ней глазами. Мои карие и ее бледно голубые… Мои удивленные, ее испуганные…

Вдруг толчок. Будто кто-то невидимый подпихнул Катю к пропасти… Она охнула, еще крепче вцепилась в железные прутья балконного ограждения… А через какое-то мгновение ее тело как бы вылетело из-за бортика лоджии, перекувыркнулось, шмякнулось о него…

Хрустнули кости рук…

Я инстинктивно отшатнулась – таким оглушительным мне показался этот звук.

Какую-то секунду она висела, чудом удерживаясь на перебитых руках. И смотрела на меня. Ее лицо ничего не выражало, оно было как мертвое, даже глаза были пустыми, стеклянными. На нем жил только рот – он открывался, и с побелевших губ слетали слова:

– Женщина… Это женщина, – прохрипела Катя. – Я видела…

В тот же миг ее пальцы разжались…

Я, наконец, отмерла – протянула свои беспомощные руки, чтобы подхватить ее, задержать, помочь, остановить падение, но не смогла… И Катя полетела вниз…

Я зажмурилась, а когда открыла глаза и посмотрела вниз, Катя уже лежали на траве. Мертвая.