Но самое безобразное происшествие произошло год назад на Дне рождении этой самой Ксюши. Дело в том, что она у нас дама богатая, даром, что родители ее были простыми рабочими, и она все жизнь проходила в шмотках из комиссионки, зато нынешний муж имеет сеть магазинов, кафе и парикмахерских. Обчество на Ксюшины именины собралось элитное: богатенькие дяденьки со своими надменными тетеньками, городские знаменитости, типа, звезд регионального телевидения и ведущих артистов театра, ну и мы с Сонькой, на правах, так сказать, подруг детства. И так Соньке это элитное обчество не понравилось, что, напившись (а у пьяного, как известно, что на уме, то и на языке), она высказала эти снобам все, что о них думает. Самое мягкое из ее изречений звучало так: «Все вы х…та!». Я пыталась ее унять, но не тут-то было, Сонька пока все не высказала, не заткнулась. Но и заткнувшись, она не успокоилась. С энергией, достойной другого применения, она начала носится по саду (торжество проходило во дворе загородного дома) и пакостить: выдергивать из клумб цветы, дразнить собак, бить фонари, топить в бассейне обувь элиты и саму элиту, бултыхающуюся в нем.
Набегавшись, она повалилась спать под первым попавшимся кустом, а, проснувшись, не только не могла вспомнить ничего из того, что творила, но и поверить в то, что разоренный сад, взбесившиеся собаки и груда обуви на дне бассейна ее рук дело.
Вот поэтому я не люблю пьяных женщина…
– Я вчера никого не побила? – спросила она, хмыкнув.
– Не знаю, – честно призналась я.
– Как это? Ты же летописец моих неадекватных алкогольных выходок!
– Извини, сама была никакая.
– Это что-то новенькое, – пробурчала Сонька.
Новенькое! Привыкла, понимаешь, что ее на хребте таскаю, когда она идти не в состоянии, привыкла творить черт-те-че, зная, что я всегда ее уберегу от возмездия… Хотя после Ксюшиного Дня рождения оберегать Соньку от возмездия не пришлось – Ксюша была в восторге от дебоша, устроенного подругой, она, видите ли, сама не раз порывалась закатить нечто подобное, потому что всю эту местечковую элиту терпеть не могла…
– Ты же редко пьянеешь, – не отставала Сонька. – Не может быть, чтоб ты ничего не помнила…
Я действительно редко пьянею. Не знаю, почему, наверное, у моего организма сильная сопротивляемость алкоголю. Конечно, после бутылки водки я захмелею, но не до такого состояния, чтобы бить людей и посуду. Я вообще в пьяном виде добрая. Просто сижу в уголке и улыбаюсь звездам. Говорят, что в эти минуты у меня вид идиотки.
– Почему у меня такая маленькая подушка? – недовольно прохрипела Сонька. – Большую себе взяла? Вместе с одеялом?
– Да открой ты, наконец, глаза! – разозлилась я.
– Не хочу, мне их больно.
Я с силой пхнула ее в бок.
– Открывай, говорю!
Сонька скроила недовольную мину, но глаза все же открыла.
– Е-мое! – ахнула она, обозревая пустынный пляж. – Дрыхнем на улице! Как бомжи, – она стукнула меня своей подушкой по голове. – Это все ты виновата! Напилась, как свинья…
– А сама-то?
– Мне можно, у меня плохие гены – папа пьяница, сама понимаешь! Но ты…
– А у меня муж трезвенник! Мне тем более можно, дома он мне не дает!
Тут Сонька хихикнула и заговорщицки прошептала:
– А ты ведь вчера ему два раза звонила. Между прочим, по моему мобильному…
– Кому?
– Коленьке своему, вот кому.
– И что? – упавшим голосом произнесла я.
– Ничего. Абонент вне зоны досягаемости. – Сонька мерзко захихикала. – По бабам пошел, а телефон отключил.
Я треснула ее по затылку.
– Покаркай мне! – рявкнула я и замахнулась еще раз.
– Да ладно, шучу я. – Сонька примирительно ткнула меня локтем в бок. – Не обижайся.
– Ладно, – пробурчала я, потом, покосившись на плюшевого монстра в ее руках, спросила. – Это чудовище у тебя откуда?
– Я его вытащила из автомата. Цапалка такая железная, знаешь, наверное.
– Когда успела?
– Когда ты с уличным художником скандальничала.
– Чего? – я даже рот открыла от удивления.
– Не помнишь? – она прыснула. – Ты начала его учить, как надо штриховать и накладывать тень. Что это за мазня! – восклицала ты, тыкая в его набросок пальцем. Такие бабки за примитивное убожество! Он тебя, естественно, послал. Ты обозвала его Матисом недоделанным. Он тебя полоумной одяжкой. Ну и так далее… – Сонька расплылась в улыбке. – Такой скандалище был!
– Я скандалила посреди набережной? – все еще не верила я.
– Даже драться на него лезла. Только я тебя оттащила.
– Больше, надеюсь, ничего такого…
– Ну… – Сонька сделала многозначительную паузу. – Если не считать того, что ты собиралась подать в суд на всех фотографов побережья. И не в районный, и даже не в Российский, а в Женевский.
– А фотографы-то чем мне не угодили?