Призраки солнечного юга

Подожду до утра — решил ЧЕЛОВЕК. Потом малодушно подумал — а вечером уеду. Домой! Подальше отсюда и от греха! Но тут же одернул себя — нет, ты не уедешь! Ты будешь наслаждаться жизнью, пить, гулять, флиртовать. Ты свободен и счастлив, а свободные счастливые люди не убегают, поджав хвосты…

Все будет хорошо — заверил себя ЧЕЛОВЕК и легкой пружинистой походкой направился в обратный путь.

* * *

Мы с Сонькой лежали на пляже, накрыв лица панамами. Было жарко, и хотелось есть, и так как завтрак мы проспали, а в нашем холодильнике шаром покати, то пришлось переться на пляж с пустыми желудками.

Мы лежали, стараясь не обращать внимания на урчание в животах, а мимо носились многочисленные торговцы съестным, наперебой предлагая вечно голодным курортникам всевозможные вкусности.

— Самса, слоеная самса! — гудела тучная пожилая матрона с кавалерийскими усами.

— Пахлава медовая! Покупаем пахлаву! — верещала вертлявая девчушка лет тринадцати.

— Пиво холодный, фарель капченый… — бодро предлагал жилистый, загорелый до черноты армянин. — Налэтай-покупай!

— Лимонад. Холодный лимона-а-а-ад, — гнусил шустрый паренек с бритой головенкой.

Сонька резко вскочила со своего лежака.

— Да когда же они заткнуться! — захныкала она, утирая пот со лба. — Сил нет их слушать! То форель, то самса… Я жрать хочу!

— Я тоже.

— Давай тогда купим чего-нибудь.

— Сонь, ты разве не помнишь, что мы кошельки забыли? — вяло спросила я, переворачиваясь на спину. — Денежек у нас нету.

— Надо сбегать за ними, до корпуса сто метров.

— Вот и сбегай.

— А че сразу я? — насупилась Сонька. — Беги сама.

— Я потерплю — у меня через час обед.

— А мне нельзя рисоваться…

— Возьми мою санаторно-курортную карту и иди с богом.

— Не пойду, — упрямо буркнула она.

— Ну тогда говей.

Мы полежали еще минут десять, пока жара не согнала нас с солнцепека.

— Пошли купаться, — предложила я.

— Пошли. Может, в воде есть расхочется.

Мы занырнули в теплую пенную волну. Я поплыла к бую, а Сонька начала курсировать вдоль берега. Беда с ней! Дальше, чем на два метра в глубину она не заплывает — боится. Вообще Сонька про себя говорит: «рожденный ползать — летать не может», что в переводе означает: «кому не дано плавать, тот никогда не научится». Уж сколько лет над ней билась преподавательница физкультуры в институте, когда они всей группой занимались в бассейне, сколько я пыталась ее приобщить к плаванию, все без толку — Сонька бултыхается только у берега и только по-собачьи. При этом так часто загребает руками, так беспорядочно сучит ногами, что устает через пару минут.

Когда я вернулась, она все так же утюжила прибрежную волну. Рядом с ней бултыхались две знакомые личности — Паша и Женя. Паша был в кепке и солнечных очках, от чего перестал быть похожим на Бармалея, став точной копией сицилийского мафиози мелкого разлива. Женя же на фоне приятеля казался эдаким аббатом-бенедиктинцем: физия благостная, гладкая, румяная, с наивными круглыми глазами и целомудренным маленьким ртом.

— Привет! — поприветствовала я их, подплывая ближе.

— Здравствуй, соседка, — пробасил Паша, Женя же просто улыбнулся.

— Как отдыхается? — поинтересовалась я. — Как наш балык, еще не съели?

— Осталось еще, — заверил меня Паша. — Я много привез — у меня ж аппетит, как у слона. — Он обернулся к приятелю. — А Женька плохо ест, мало.

— Я жару ужасно переношу, — пожаловался малоежка. — Меня постоянно мутит. А от солнца крапивница начинается, видите, — он немного приподняла над водой, и мы заметили, что он купается одетый, то есть в футболке. — Приходится постоянно закрываться, иначе становлюсь пятнистым, как саламандра.

— А я привык к жаре, — загудел Паша. — У нас в Астрахани такое же пекло.

— А я не привыкла, — поделилась Сонька. — У меня от нее голова болит, а еще я спать не могу — задыхаюсь.

— Еще бы не задыхаться — когда на полутора метрах спят два взрослых человека, — проговорила я недовольно. — Сама не спит и другим не дает. Все ночь ворочается, сопит, ноги на меня забрасывает, сил нет никаких.

— А вы матрац на пол положите, — подсказал Женя, — на кровати же два, вот вы один и спустите.

Мы горячо поблагодарили соседа за совет и подивились, что сами до этого не додумались. На этой оптимистической ноте и расстались. Стоило только ребятам выйти на берег, как к нам подплыли, как два эсминца, Зорин с Блохиным. Эти, видимо, тоже страдали от крапивницы, потому что оба были в полосатых майках.

— Вы чего одетые купаетесь? — вместо приветствия выдала я. — В майках?

— Это купальные костюмы, — оскорбился Зорин и, поднявшись из волн, продемонстрировал костюм целиком. Это был полосатый тресс, в таких еще выступали цирковые силачи в начале ХХ века, не хватало только ремня с пряжкой на поясе.

— Тоже в бутике купили? — хмыкнула Сонька.

— Ага, — кивнул Лева радостно. — Продавщицы нам сказали, что эти костюмы подчеркивают достоинства фигуры.

Мы тактично промолчали, но меня, например, так и подмывало спросить, что каждый из них считает достоинством своей фигуры, так как мне не было видно ни одного.