Призраки солнечного юга

Сначала ничего особенного я не увидела. Двухэтажный вокзал, деревья, ларечки с горячими пирожками, лавки, на лавках люди, ожидающие того же поезда, что и мы, забегаловка с громким, но неуместным названием «Акватория», из «Акватории» выплывают какие-то пьяные личности (нажрались в девять утра — какой кошмар!), рядом стоянка такси… Стоп! Пьяные личности кого-то поразительно напоминали…

— Маруся! — ахнула я, узнав в шатающейся лохматой брюнетке свою подругу, с которой проработала бок о бок без малого пять лет.

— И не только она, — обретя голос, гневно выкрикнула Эмма. — Обе Маринки и Княжна! Все! И все пьянущие! Какой стыд!

Я пригляделась к подругам. Точно! Все пьянущие. Более-менее выгладила только Маринка-маленькая (рост сто пятьдесят сантиметров, по этому «маленькая»), она и шла ровно, и не гоготала в голос, как остальные. Хуже всех Маринка-большая (на семь см. выше «маленькой» по этому «большая»), она не только шаталась и хохотала, но еще и норовила прилечь отдохнуть прямо на асфальт. Я ее такой ни разу не видела, что не удивительно, так как она практически не пьет, разве что шампанское по праздникам. Две оставшиеся подружки Маруся и Княжна (это не титул, а прозвище) были потрезвее Большой, и попьянее Маленькой, короче, находились в промежуточной стадии опьянения, то есть между предпоследней «ты меня уважаешь» и последней «мордой в салат». Этих я тоже в таком состоянии ни разу не сподобилась лицезреть, что тоже не удивительно, потому что норма Княжны — три стопки, а Маруськина — четыре, больше, как правило, в них не помещалось.

— Чего это они? — испугался трезвенник Блохин. — Заболели? Или что?

— Нарезались, — хохотнул Юрка. — Во дают!

— В девять утра! Как не стыдно, — продолжала сокрушаться Эмма.

— Да уж, — поддакнула Сонька (хотя чья бы уж корова мычала, но об этом позже…).

А пьяная гоп-компания, между тем, добрела до нас. С гиканьем, ором и писком все четверо бросились меня обнимать, целовать, валить с ног, потом до кучи повисели на шеях и у всех остальных.

Удовольствие от этих объятий получил только завсегдатай порно-сайтов эротоман Юра Зорин.

— Вы когда успели нарезаться? — оторвав от себя последнюю из подружек, спросила я. — И почему вы не на работе? Вы же должны были помахать мне ручкой в восемь сорок пять, а потом ехать на работу…

— А мы приехали… ик… махать… — залепетала Маринка-большая, вытирая сопливый нос рукавом своего нежно-голубого платья. — А тебя еще нет…ик…

— Ну да! — подхватила Княжна, вытаскивая из кармана джинсов смятую пачку сигарет. — Мы и решили посидеть в «Акватории» кофейку попить… Марусь, дай огоньку.

— С чем был этот кофе? Со спиртом?

— Не… — Княжна сунула в рот сигарету, правда, не тем концом, прикурила. — С коньяком… Марусь… чего-то не куриться…

— Это вы с кофе такие? — удивилась я, вытаскивая изо рта Княжны тлеющую сигарету.

— Не-е, — замотала головой Маринка-большая. — Мы сидели, пили кофе… А тут ребята пришли. Хорошие такие… Сосо и Кацо.

— Сама ты Сосо, — замахала на нее своей худенькой пятерней Маруся. — Вано и Серго. Братья мои…армяне… — Никакой армянкой она не была, но неизменно объясняла свою жгучее брюнетистость кавказскими корнями (иногда армянскими, иногда абхазскими, иногда азербайджанскими).

— Они тоже на этом поезде поедут. С вами, — вклинилась в разговор не такая «более-менее», как на первый взгляд, Маринка-маленькая.

— Поедет только Вано, а Серго его провожал, — перебила Маруся. — Они к нам подсели, шампанского предложили…

— Сколько ж вы его выпили? Ящик?

— Почему ящик? — заморгала своими огромными глазищами Маруся. — Бутылку. Только потом они нам чачи предложили…

— Мы выпили… ик… — забормотала Маринка-большая. — Чуть-чуть… По две рюмочки… Леля, честное слово, трезвые были… А когда встали из-за стола, вдруг как все закружиться… Как сейчас! — И она начала заваливаться на бок.

Княжна подхватила Маринку под руку. Маруся под другую. Вторая Маринка подперла ее сзади. И все четверо замерли с глупо-счастливыми физиономиями. Я прыснула, так как без смеха смотреть на этот квартет было не возможно. Обычно пьяные женщины меня раздражают, иногда злят (привет Соньке, но об этом потом…), но эти умиляли. Как герой Мягкова в Рязановской «Иронии судьбы». Потому что сразу было видно, по их ухоженным физиям, ногтям, волосам, по хорошей одежде и модным сумкам, что эти дамочки (возраст-то уже дамский: от тридцати до тридцати шести) нарезались не по привычке, а по недоразумению. Это и забавляло.

Тут вдали послышался протяжный гудок тепловоза. Потом раздалось чуханье и потрескивание рельсов.

— Едет! — обрадовалась Сонька. — Едет! Ура!

— Идут! — пуще Соньки обрадовалась Маруся, кинувшись куда-то в сторону. — Идут! Ура!

Мы сначала не поняли, кому она была так рада, но потом заметили, как «псевдо армянка» подлетела к двум чернявым мужикам в белых одеждах, что шли по платформе по направлению к нам.

— Ребята! — заголосила она, хватая их под руки. — Вот смотрите, кого мы провожаем!