Призраки в Тель-Авиве

- Поехали, - сказал Цион и выбил на панели цифру двенадцать. Василий плавно отжал рычаг пусковой системы. Машину забило мелкой дрожью, потом ее затрясло и слегка сплющило. На мгновение Циону показалось, что камера ужалась в размерах; кресло под ним страдальчески затрещало, стрелки приборов завертелись как сумасшедшие. Путешественники подверглись страшному давлению. Цион почувствовал тупое нытье в затылке и многотонную тяжесть в позвоночнике. "Еще немного и от меня останется мокрое место" - подумал он, слушая, как Василий чертыхается. От перегрузок у него оплыло лицо и глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Полегчало им как-то сразу. Едва не раздавившее друзей непомерное бремя веков внезапно сменилось приятной расслабляющей невесомостью. Путешественники взмыли к потолку и повисли там, в неприглядных позах; Василий не пристегнул ремни безопасности, а Заярконский, последовав его примеру, расплачивался за чужое легкомыслие. Вскоре дрожание аппарата прекратилось, и молодые люди с медным звоном повалились на пол. "Говорил же инструктор, что надо пристегнуть ремни" - недовольно буркнул Цион, потирая ушибленное колено и осматривая вмятины на громоздких доспехах. Они успели влезть в них в проходной института Времени. Согласно технике безопасности, отправляясь в Прошлое, пассажир обязан был облачиться в костюм выбранной им эпохи. "Помятый зад облагораживает вашу фигуру, сэр!" - сказал Василий, придирчиво оценивая урон, нанесенный другу неудачным падением. Цион открыл люк машины, и в кабину вместе с порывом свежего воздуха ворвался мощный рокот многотысячной толпы. Заярконский вздрогнул и подался назад, вспомнив слова инструктора о враждебном приеме со стороны аборигенов. "Прочь с дороги!" - презрительно сказал Василий и, оттеснив друга в сторону, смело вышел из кабины. Стоял ясный безоблачный день. Вдали у самого горизонта, ярким зеленым пятном горел весенний бор. Ласковое солнце на Востоке давно уже занялось, и серебристые лучи его отражались в бурных водах реки, огибающей древние стены величественного монастыря или замка, одиноко возвышающегося у подножия каменистых гор. Заснеженные вершины кряжистых великанов ослепительно сверкали под искристыми лучами припекающего солнца. На сторожевой башне замка, а может быть пограничной крепости, развевалось желтое знамя с изображением геральдической лилии. Неподалеку от "Колесницы" (так Василий окрестил машину), вокруг амфитеатра, разбитого на гигантском валу, суетились в ложах одетые в пестрые одежды женщины, большеголовые карлики с продолговатыми лицами идиотов, несущие за своими повелительницами прозрачные длинные шлейфы, и мужчины в строгих выходных костюмах из меди, стали и серебра. Носить на себе эти килограммы было сущим адом: они натирали тело, неприятно дребезжали и непривычно сковывали члены при ходьбе или верховой езде, когда помимо всего прочего надо было удержаться в седле и не свалиться в лужу на глазах у прекрасной половины Англии. Человек, заключенный в эту душную металлическую тюрьму, чувствовал себя роботом: под стать роботу двигался - рывками, с заметным напряжением, словно набили его изнутри камнями, под стать роботу думал, тяжело и со скрипом манипулируя извилинами неповоротливого и раздавленного пудовым шлемом мозга. Позже в своей известной доктрине "Интеллект и рыцарство" академик Ашкенази (бывший тесть де Хаимова) вывел из этого некую закономерность, а резюме открытого им закона втиснул в емкую и остроумную формулу. "Как двигаешься - так и мыслишь" и, хотя это напоминало древнюю как мир максиму - "Как работаешь - так и ешь", - умозаключение бывшего академика имело шумный успех среди исследователей эпохи рыцарства, широко использовавших в своих трудах практические выводы знаменитого ученого. Зачарованный созерцанием сверкающих дамских нарядов, Василий воспрял духом, предлагая приятелю полюбоваться красивыми женщинами. - Смотри сколько их! - восторженно произнес он, - а как ходят, словно павы, ни одного лишнего движения... - Вижу! - уныло сказал Цион, с тревогой оглядывая ликующую толпу сюзеренов, и жеманных дам с причудливыми головными уборами. - Кажется, мы попали на турнир, - сказал он Васе, таким тоном, будто его мучила изжога - Я знал, что нам повезет! - воскликнул де Хаимов, и глаза его полыхнули огнем. Василий обожал рискованные авантюры, но Цион не разделял его восторженности. Человек мягкий и не склонный к рукоприкладству, он сторонился сомнительных сборищ, связанных с насилием.

Глава 7