Призраки вокруг нас. В поисках избавления

Проводя семинары в женских группах и обсуждая мужчин (как свой среди чужих), я всегда описываю подобные примеры переноса и показываю, как они вынуждает мужчин наделять женщин властью над своей жизнью. Такой дар поначалу льстит женщине; однако не стоит забывать, что основывается он не на реальных отношениях, не на связях с реальной женщиной, а на призрачном наваждении истории. После того как женщина получает эту небывалую власть, у мужчины остается три выхода: любой ценой делать ее счастливой, пытаться ее контролировать или же избегать ее. В такие моменты я обязательно слышу высокий голосок одной из участниц женской группы: «Мой муж избрал все три пути сразу». Бессознательно или умышленно жена может использовать первый вариант, но необходимо помнить, что подобная забота мужа происходит не из любви, а из воли к власти. Поведение мачо – явный показатель широты перенесенной силы материнского имаго. Чем больше мужчина фанфаронится, тем менее он по-настоящему мужеподобен. (Именно поэтому мужчины-мачо, проявляя гомофобию, по сути, расписываются в собственной неспособности противостоять фемининной силе; именно гомофобия является своеобразным пропуском в группировку мачо, вроде спортивной команды или армейского взвода.) Точно таким же образом избегание мужчиной близких доверительных отношений с женщиной напрямую зависит от ситуации, сложившейся в детстве. Итак, виртуально все взрослые отношения представляют собой призрачные перепроигрывания прошлых ситуаций, прошлых ролей (персон) и сценариев.

Сон Джереми в этом смысле был очевиден: его жена была помещена в декорации и обстановку его детства. Как можно не видеть этой зловещей связи? Так и хочется сказать: с помощью этих снов человек может в одночасье (скорее даже в «одноночье») избавится от бремени прошлого. Это не так. Но и Дениз, и Джереми стали свидетелями того, как их сны объективировали особый вид энергии, который нес какую-ту информацию, поддерживал и даже исцелял. Дениз сам мэр заявил о том, насколько она важна, что она прославила свой родной город, а ее отец здесь не при чем. Джереми увидел, что его жена стала злополучным носителем обломков неразрешенного прошлого. Благодаря своей любви к жене, благодаря воле к свободе и к уникальности собственного пути, Джереми научился жить настоящим и стал более сдержанным. Порой он возвращается в прошлое, но ему удается быстро высвободиться из его объятий, ведь теперь он осознает, что все это касается его прошлого, но не его настоящего. Однако в самый разгар мгновения об этом не так просто помнить. Но эта способность постоянно помнить, осознавать и позволяет нам завоевывать настоящее. Такова мудрость Эдмунда Бёрка, воспроизведенная в наблюдении Джорджа Сантаяны: тот, кто не учится у прошлого, приговорен его повторять. Эта истина справедлива не только в национальном масштабе, когда президенты и понтифики щеголяют своими неврозами за счет народа, но и для самых сокровенных покоев. На самом деле, чем глубже и ближе отношения, тем большей властью обладают драмы прошлого, потому что значат больше, а следовательно, и бремя их тяжелее.

Позволю себе проиллюстрировать призрачную пляску смерти еще двумя примерами, снова используя сны в качестве отправной точки.

Илзе родилась в старой европейской семье, где глава семьи был благонамеренным диктатором, решал, с кем дружить и как относиться к жизни. Мать же пассивно одобряла этот режим. Естественно, отец не считал свое поведение сверхдоминирующим и желал дочери только добра, и она всецело принимала такую трактовку их отношений. Разразилась Вторая мировая война, и семья переехала в США. Илзе пошла по стопам отца, начав заниматься наукой. Вышла замуж она, только когда отец был при смерти. Ее муж Карл был намного старше и к тому же – ее коллегой. Она считала их отношения идиллическими, не осознавая, что передала жезл власти одного мужчины другому. Не то, чтобы она «вышла замуж за отца», однако она определенно связала свою психическую жизнь с тем, что можно было бы назвать благонамеренной ролью и властью отцовского комплекса. Психотерапию она начала проходить в возрасте шестидесяти пяти лет, когда стала вдовой.

Да, ее скорбь была неподдельной, и именно с этого мы начали психотерапевтическую работу. Илзе никак не могла вспомнить ни одного сновидения и упрямо утверждала, что вообще не видит снов. Спустя некоторое время она смогла описать лишь мимолетные образы, быстро ускользающие обратно в бессознательное. При том, что на профессиональном поприще она добилась многого, на личном уровне она упрямо не могла принять мысль о том, что власть, авторитет могут находиться внутри нее. К терапевту у нее выработался сильный положительный перенос, она постоянно ждала, что он расскажет ей, как жить и что делать (ведь она осталась и без отца, и без мужа). Первый свой сон она рассказал лишь спустя несколько месяцев. И, когда она пересказывала его мне, я почувствовал, что мы наконец входим в необходимый контекст анализа.