Призраки вокруг нас. В поисках избавления

Технологии совершенствуются, социальные контексты меняются, однако человеческая природа остается неизменной. Все великие религиозные и духовные учителя наблюдают действие этих законов внутри нас, предлагая разные формы искупления и духовного возрождения. К примеру, древнегреческая трагедия представляла высоконравственный взгляд на вселенную, включающий осознанный выбор, ответственность, чувство вины, понимание и компенсацию. Те, кто смирялся перед могуществом богов, получали искупление, те же, кто не склонялся, погибали. Это же касается ритуалов и таинств искупления, изгнания «козла отпущения», покаяния и исповеди, которые были институционализированы и давали честным людям возможность духовного возрождения. Те же, у кого нет доступа к подобным верованиям, ритуалам и таинствам, поглощены собственным компенсаторным поведением, «обезболивающими привычками» и отказом от жизни и возможности ей наслаждаться.

Стоит сознанию призвать нас к ответственности, приходит время исповеди, искупления и компенсации. Зачастую компенсация невозможна без страдания или, по крайней мере, переживания символической утраты, травмы или обиды.

Если принятие ответственности, исповедь и компенсация искренни, то есть возможность подлинного искупления. За этим скрывается понимание того, что всем нам будет лучше, если мы будем жить в мире с собой и другими. Этимология слов пенитенциарий и реформаторий напоминают нам о том, что человеку необходимо быть связанным с другими. К сожалению, отношения с другими могут так травмировать, что потом восстановить доверие к отношениям очень трудно. А затем радикальной формой защиты становится социопатическая или шизоидная дистанция, которая запирает человека в темнице. И единственный выход – предстать лицом к лицу с угрозой принятия ответственности.

После искреннего признания, покаяния и раскаяния мы чувствуем благодать освобождения, которая снисходит даже на тех, кто мучается от чувства вины. Благодать – это переживание чувства примирения с самим собой и другими, и это переживание никак не зависит от того, что человек натворил или чего не сделал. Пожалуй, лучшее определение благодати дал теолог Пауль Тиллих, который писал, что благодать требует принятия неприемлемого. Ее не купить за деньги, не заслужить ношением власяницы, ни добиться за счет компенсаторного поведения, но она есть дар, плод великодушия других.

Способность принять чувство вины, интегрировать свою тень парадоксальным образом позволяет нам обрести новые пути в этом мире. Идея не в том, чтобы целиком и полностью определяться со своим чувством вины и компенсаторным поведением, а в том, чтобы признать все раны и пороки нашего вида. И тогда человек начинает понимать, пишет Юнг,

что все неправомерное, совершающееся в мире, происходит в нем самом, и если только ему удается сосуществовать с собственной Тенью, то можно сказать, что он действительно сделал нечто для всего мира. Он сумел решить хотя бы бесконечно малую часть тех гигантских социальных проблем, которые характерны для нашего времени… Кому дано смотреть на них прямо, если он не видит даже себя самого, ту темноту, которую бессознательно привносит во все свои дела?[44]

Две тысячи лет назад римский драматург Теренций писал: «Ничто человеческое мне не чуждо». Как ни странно, этот обескураживающий инсайт является ключом к принятию самого себя, к признанию вины и признанию необходимости вернуться к жизни. Признав справедливость слов Теренция, я признаю, принимаю себя, несмотря на всю неприемлемость. Признать себя как человека значит пережить необходимость благодати, благодати для своих обидчиков, и – для себя.

Вина как контекстуальное сознание